Донцов не собирался никуда бежать: лучший способ привлечь к себе внимание броситься наутек. Он сделал три шага вперед, к упавшему Яночке. Рядом остановилась женщина, пожилой мужчина.

– У человека с сердцем плохо, – сказал Донцов громко, чтобы услышали все зеваки. – Где-нибудь есть врач? Позовите врача.

Донцов присел на корточки, с усилием перевернул Яночку с боку на спину, запахнул полы дубленки, чтобы не были видны три пулевых отверстия в сером свитере. Возле Яночки останавливались люди.

– Что случилось?

– Нужен врач, – повторил Донцов громче. – Человеку плохо.

Откуда-то из-за спин людей вынырнул Буряк.

– Разрешите, я посмотрю. Я доктор. У меня есть опыт.

Он присел возле тела, нагнулся. Полами распахнутого пальто, прикрыл грудь Яночки, словно отгораживал его от окружающего мира. Буряк быстрыми ловкими движениями обшарил брючные карманы убитого. Вытащил и сунул в рукав пальто бумажник. Затем осмотрел внутренние карманы дубленки, нашел пару листков. Весь обыск занял несколько коротких секунд.

– Нужно вызывать «скорую», – выдал свой диагноз врач. – Немедленно. Он совсем плох.

Буряк показал пальцем на мертвого Яночку, нырнул в толпу и растворился в ней.

Тем временем Донцов отошел в сторону, к самому краю набережной, спиной чувствуя, что в его сторону никто не смотрит. Избавится от оружия нужно немедленно. В худшем варианте полиция может перекрыть ближайшие улицы, Донцова возьмут с теплым стволом на руках. Но сначала следует разобрать пистолет. Если под воду спустятся водолазы, мало шансов, что они найдут на захламленном илистом дне мелкие части пистолета.

Повернувшись лицом к морю, Донцов вытащил из-за пазухи пакет, запустил в него руки. Отвинтил от пистолета глушитель и бросил его в воду. Выщелкнул обойму, оттянул затвор назад, отделил его от рамки, вытащил возвратную пружину. Он оглянулся назад. Никто из окружающих не понял того, что произошло. Возле лежащего на снегу Яночки остановилась какая-то женщина в розовой шапке, несколько итальянских туристов, люди все подходили.

В воду полетели части пистолета, пакет со стреляными гильзами. Пару секунд пакет держался на поверхности, но волна накрыла его, утащили на дно. Донцов стянул перчатки, на которых остались микрочастицы горелого пороха, бросил их в воду. Теперь, кажется, все.

Все новые люди подходили к Яночке, остановилась, толпа медленно разрасталась. Туристы не понимали, что случилось, и чем они могут помочь. Донцов боком пролез в первый ряд зрителей. За минуту на лице Яночки проступила печать смерти: губы сделались серыми, нос заострился, челюсть отвалилась, серые навыкате глаза остекленели и безучастно смотрели в небо. Из правого уха текла тонкая струйка крови. Снежинки залетали в открытой рот. Снег таял на еще не остывших горячих щеках, капли влаги стекали с подбородка на шею. Все, дело сделано.

Какой-то мальчик лет десяти все тянул за рукав мать.

– Мама, мама, тот дядя, который доктор, вытащил у него, – мальчик показал на Яночку. – Вытащил у него кошелек. Из кармана.

– Не говори глупостей, – оборвала мама.

– Я видел. Я видел. Вытащил кошелек.

Нужно уходить. Донцов поправил капюшон и, выбравшись из толпы, зашагал к автобусной остановке, не оглядываясь назад.

Глава вторая

Прага, район Градчаны. 15 октября.

Пятиэтажный дом в три подъезда, где жила Мила Фабуш, она же Мила Гресс, был построенный лет семьдесят назад, а то и больше, но выглядел совсем новым. Недавно здесь сделали капитальный ремонт, перепланировали квартиры под вкус новых жильцов, поменяли окна, водопроводные трубы, оживили светлой краской интерьер подъездов. Впрочем, старинный породистый дух здания каким-то чудом удалось сохранить. И хотя фасад, отштукатуренный и покрашенный в бледно розовый цвет, хранил все приметы недавнего ремонта, дом не выглядел дешевым новоделом, каких полно на пражских окраинах.

Мила занимала квартиру под номером двенадцать на последнем этаже в первом подъезде, ее окна выходили на оживленную улицу, точнее, прямо на женскую парикмахерскую «Локон». Утром Колчин несколько раз набрал телефонный номер своей бывшей любовницы, но трубку никто не снял. Тогда он съездил на квартиру Каролины, вытащил ее из теплой постели, велел одеваться поскромнее, не для выхода на панель, и всучил сто баксов. Через сорок минут Каролина все в том же синем пальтишке, в котором она с Колчиным ходила в ресторан «Новый свет», с тортом и букетиком хризантем вошла в парадное.

Женщина честно отработала свои деньги, и нет в ее вины в том, что не удалось даже пройти к лифтам. На площадке первого этаже за пластиковой стойкой сидела не старуха кастелянша, согнутая радикулитом и подагрой, а два здоровых лба в форменных куртках охранного агентства. По словам Каролины, над стойкой установлены мониторы, по которым охранники отслеживают движение жильцов или гостей в холлах и на лестничных клетках всех пяти этажей. На видном месте красная кнопка тревожной сигнализации, на поясе старшего охранника дубинка и кобура, из которой торчит рукоятка револьвера. Его помощник вооружен только дубинкой. Впрочем, это детали, не имеющие особого значения.

Каролина объяснила охране, что идет в гости к подруге в двенадцатую квартиру. Якобы она уже два дня пытается дозвониться Миле Гресс, но никто не подходит к телефону, Каролина очень волнуется, как бы плохого не случилось.

Старший охранник вышел из-за стойки и преградил женщине путь. «Хозяева приказали никого не пускать», – отрезал он. «Но я старая подруга Милы. Мы не виделись сто лет», – для убедительности Каролина потрясла в воздухе тортом. «Нам велели никого не пускать в квартиру. Жильцы в отъезде», – повторил охранник. Дальнейшие просьбы и уговоры ни к чему не привели. Каролине даже не удалось выяснить, куда уехала Мила, и когда она вернется. «Мы не даем справок», – односложно отвечал старший охранник.

«Ничего страшного, – сказал Колчин, когда Каролина вышла из парадного. – Зато тебе достался целый торт. С взбитыми сливками. И какими-то там сушеными фруктами».

Колчину не верилось, что Мила уехала из Праги. Он отпустил Каролину есть торт, сел в машину и поехал к платной стоянке, где остался фургон «Фольксваген». Утренняя неудача не слишком сильно огорчила Колчина. У Милы Фабуш остались от него подарки: фотография безымянного мальчика, застекленная и помещенная в рамку, швейцарские часики на серебряном браслете и «Жучок» за подкладкой сумочки. И фотография и часы содержали в себе «закладки», радиомикрофоны с дальностью действия двести метров.

Возможно, что Мила потеряла сумочку, а фотографию ребенка за ненадобностью выбросила в корзину для бумаг. Но весьма сомнительно, что в ту же корзину полетели и дорогие швейцарские часы ручной сборки на серебряном браслете. Даже если Фабуш избалована шикарными подарками пана Петера, хорошие швейцарские часы не выбросит ни одна женщина в здравом уме. Правда, «жучок», который содержали в себе часы, был миниатюрным, довольно примитивным, он не мог, например, считывать разговоры с радиотелефона. Но и эта «закладка» хороша, если нет другой.