– Они не стоят того, чтобы их повторять, – ответил я. – Это спор. И поверь, Дэвид, он напрямую касается меня. Как будто Бог и дьявол спорят обо мне.
Я старался отдышаться и прийти в себя. Сердце болело и билось слишком быстро – чересчур быстро для сердца вампира. Прислонившись спиной к стене, я обвел взглядом посетителей бара: публика в основ–ном была здесь среднего возраста – дамы в старомодных меховых нарядах и лысеющие мужчины, уже успевшие выпить вполне достаточно, чтобы вести себя шумно и беззаботно и делать потуги выглядеть моложе, чем есть.
Пианист наигрывал какую-то популярную мелодию – кажется, из бродвейского мюзикла, – печальную и очень милую. Одна из пожилых дам раскачивалась ей в такт и подпевала, беззвучно шевеля накрашенными губами и время от времени затягиваясь сигаретой. Она принадлежала к поколению, которое всегда курило так много, что уже не могло отказаться от этой вредной привычки. Кожа у нее была как у ящерицы, однако в целом она производила впечатление вполне безобидного и симпатичного существа. Да и все посетители казались мне такими – безобидными и симпатичными.
А чем занята сейчас моя жертва? Он все еще наверху, с дочерью. Я слышал, как он упрашивает Дору принять от него очередной подарок. Кажется, речь шла о картине.
Этот человек готов был горы свернуть ради своей девочки, но она решительно отвергала его помощь и подарки и не желала облегчить его душу.
Интересно, как долго остаются открытыми двери собора Святого Патрика? Сам не знаю, почему мне вдруг пришел в голову этот вопрос. Быть может, потому, что ей очень хотелось пойти наконец туда. Как обычно, она категорически отказывалась от его денег, поскольку считала их «грязными». «Роже, – как раз в тот момент говорила она ему, – мне нужна твоя душа. А деньги для церкви я взять не могу, потому что, они нажиты преступным путем. Это грязные деньги».
На улице шел снег. Звуки пианино стали громче, настойчивее, ритм их ускорился. «Фантом-опера» Эндрю Ллойда Уэббера – музыка, созданная талантливым композитором в период наивысшего творческого расцвета.
Из холла вновь донесся какой-то шум. Я резко повернулся в ту сторону и прислушался. Потом вновь перевел взгляд на Дэвида. Мне показалось, я вновь слышу чьи-то отдающиеся эхом шаги, те самые, которые повергали меня в неописуемый ужас. Я был уверен, что это они. Меня охватила дрожь.
Неожиданно все стихло. Я не услышал никаких голосов. И посмотрел на Дэвида.
– Лестат, да ты окаменел от страха! – В голосе Дэвида слышалось искреннее сочувствие.
– Дэвид, послушай, мне кажется, дьявол пришел за мной. Мне кажется, я вот-вот отправлюсь в ад.
Он буквально лишился дара речи. Да и что мог он сказать? Что в такой ситуации говорят друг другу вампиры? Что, например, мог бы сказать я Арману, который старше меня на триста лет и во сто крат порочнее, приди он ко мне и заяви, что за ним пришел дьявол? Наверное, только посмеялся бы над ним и отпустил какую-нибудь злую шуточку типа того, что он вполне заслуживает такой участи и встретит в аду много знакомых из нашего племени, обреченных на особые муки, гораздо более страшные, чем когда-либо доводилось испытывать любому проклятому смертному.
– Боже всемогущий! – едва слышно прошептал я и содрогнулся.
– Ты сказал, что видел его?..
– Не знаю, не уверен… Я был… где-то в другом месте… Впрочем, это не важно. Кажется, снова в Нью-Йорке… Да, здесь, с ним…
– С жертвой?
– Да, я следил за ним.
– Он проворачивал очередную сделку в какой-то художественной галерее. Он опытный контрабандист. Особенность его натуры состоит еще и в том, что он большой ценитель красоты и предметов искусства древности. В этом смысле вы с ним очень похожи. Знаешь Дэвид, когда я его наконец убью, непременно принесу тебе что-нибудь из его сокровищ.
Дэвид промолчал, однако я видел, что ему неприят–на сама мысль о краже ценностей у человека, который пока еще жив, но уже приговорен мною к смерти.
– Средневековые книги, кресты, ювелирные из–делия, реликты древности и церковные реликвии – вот лишь неполный перечень предметов искусства, интересовавших этого человека, – продолжал я. – Он скупал бесценные статуи и изображения ангелов и святых, украденные во время Второй мировой войны из храмов Европы. Наиболее ценные из них хранятся в его квартире в Верхнем Ист-сайде. Существование этой квартиры – самая большая его тайна. Именно страсть к коллекционированию, как мне кажется, заставила его стать наркодельцом, и деньги, полученные от торговли наркотиками, служили лишь средством к достижению цели. У кого-то имелось то, что очень хотелось иметь ему самому. Не знаю, так, наверное, все происходило. Я пытался читать его мысли, но это занятие быстро меня утомило. Он порочен. В его реликвиях нет никакой магии. А я отправляюсь в ад.
– Не торопись, – откликнулся Дэвид. – Наблю–датель… Расскажи о нем поподробнее. Что именно ты видел?
Я молчал, ибо заранее боялся этой минуты. То, что мне являлось, я не пытался определить даже для себя самого. Однако нужно было продолжать. Ведь я сам позвал Дэвида и попросил его помощи. И теперь он ждал объяснений.
– Это произошло на Пятой авеню. Он, моя жерт–ва, ехал в машине, направляясь в центр города – в свою тайную квартиру, где хранились сокровища.
Я знал, куда он собрался, и просто шел по улице, ничем не отличаясь от прогуливавшихся тут же обычных смертных. Возле одного из отелей я остановился и решил зайти, чтобы полюбоваться цветами. Ты же знаешь, в любом приличном отеле всегда есть цветы. И когда зимой на душе становится совсем тошно, можно заглянуть в какой-нибудь из них и насладиться ароматом шикарных лилий.
– Да, это я знаю» – с тихим вздохом равнодушно отозвался Дэвид. – Знаю.
– Я стоял в холле и смотрел на огромный букет. Мне вдруг захотелось… как бы это объяснить… захотелось оставить какой-нибудь подарок, что ли… как в церкви… для тех, кто составил такой прекрасный букет… в общем, что-то в этом роде. Затем я подумал, что лучше будет, пожалуй, сначала убить мою жертву, и вдруг… Клянусь, Дэвид, все так и было.