— Скажи мне, Ава.
Она выглядела так смущенно.
— Я была просто вызовом для тебя. Самой последней и самой яркой вещью, которую нужно завоевать, перед тем как двинуться дальше.
Он чертыхнулся с облегчением и на этот раз дал волю своим чувствам, прижав ее к себе. Она сопротивлялась сначала, ее тело было напряжено, но он не отпустил ее, и через несколько секунд она размякла в его объятиях.
— Это не так.
Он только услышал ее сдавленное:
— Откуда я знаю?
Мягко отстраняясь, он держал ее на расстоянии вытянутых рук.
— Потому что мы оба чувствуем что-то особенное, что тянет нас друг к другу. — Он поднял ее подбородок и заглянул ей в глаза. — Между нами какая-то удивительная связь, и это было с самого начала. Уверен, ты тоже заметила это.
Она неохотно кивнула, но в глазах мелькнула надежда. Он спросил:
— Поэтому ты держишь со мной дистанцию? Один из моих ответов ты отнесла на свой счет?
Ей не нужно было отвечать, он видел подтверждение по выражению ее лица.
Обняв Аву за плечи, он сказал:
— Послушай! Ты — великолепная, добрая, невероятная женщина. И мы провели с тобой незабываемое время.
От его слов глаза Авы засветились радостью.
— У нас не так много осталось времени. Давай насладимся им.
Нерешительность боролась с сильным желанием в ее душе, она отвернулась. Роман знал — если хочет убедить ее, он должен сказать что-то еще.
— Ты была права, что я недоговариваю о своей семье.
Она коснулась его запястья, как бы поощряя продолжать.
— Ты уже знаешь, что я не имею понятия, кто мой отец. — Желание пойти на попятную было сильное, но он сделал над собой усилие и продолжил: — И я думаю, половина проблем с мамой из-за того, что, кто бы ни был этот парень, его не было рядом.
Ему захотелось, чтобы она что-нибудь сказала, но она продолжала молчать и внимательно его слушала. Как же тяжело было обнажать перед кем-то свою душу…
— Когда я был маленьким, моя мама не хотела знать меня. Большую часть времени она просто не замечала меня. У нее были действительно темные периоды, когда она по несколько дней не выходила из своей комнаты. Я научился не входить без разрешения, после того как она пришла в ярость из-за того, что я принес ей еду.
Аве было очень больно за него. Он рассказывал ей остальное: про оскорбления, критику, намеренное молчание, что длилось по несколько дней.
— Став старше, я осознал, что эти темные времена наступали, когда она пила. Я думал, что алкоголики мечтают о выпивке все время, а она могла быть трезвой какое-то время, затем — запой.
— Мне очень жаль, что ты рос в такой обстановке.
Он кивнул в знак благодарности. Его радовало, что именно Ава была его слушателем, если уж ему приходится рассказывать об этом.
— Она всегда была грустна. Я считал, что это из-за того, что моего отца нет рядом. Может быть, он разбил ей сердце. Какова бы ни была причина, ее состояние все ухудшалось, и в эти дни она отказывалась от помощи. Несколько раз она ложилась в клинику, но лечение не давало результатов. Когда она выписывалась, не слушалась никаких советов докторов… И я…
У него затруднялось дыхание. Уже было ясно из печальной истории Эстель, что сын имеет мало влияния на ее жизнь.
— Я пытался ей всегда помогать, но мое мнение мало что значило. Я уже все перепробовал и теперь махнул рукой.
Ава дернулась, как если бы он ударил ее:
— Она твоя мама, ты не можешь оставить ее…
— Она угрожает разрушить то, ради чего я работал многие годы. Моя репутация очень важна для меня, она знает это, и она сказала, что расскажет нашу отвратительную семейную историю прессе. — Он провел рукой по своим волосам. — Экстремальный спорт — это моя жизнь, и я потратил годы, зарабатывая свою репутацию. Это помогло мне выйти в люди. Теперь у меня есть все: слава, уважение, спонсоры, деньги и даже руководящая работа. Но как ты думаешь, она рада за меня?
Он тряхнул головой. Боль оттого, что собственная мать хочет уничтожить все, чего он добился за многие годы, пронзила его снова.
— Она хочет все им рассказать, если я не перестану настаивать на том, чтобы она опять легла в клинику.
Ава положила ладонь на его руку:
— Она только угрожает, потому что испугана.
И не одна Эстель была испугана. Прямо сейчас, от касания руки Авы, которая слушала и так хорошо понимала его, он был перепуган до ужаса, от того, какие глубокие чувства, какое абсолютное доверие она в нем вызывает.
— Наверное, ты права. Я ближе всего к ней, потому и получаю основные удары.
Ее рука скользнула вниз по его предплечью.
— А она раньше когда-нибудь угрожала?
Он качнул головой. Как ему было неприятно вспоминать их последний скандал!
— Ничего похожего на это.
— Ты — это все, что у нее есть. Она, вероятно, боится потерять тебя.
Роман уставился на Аву в изумлении:
— Так ты думаешь, она просто пытается удержать меня рядом с собой?
Она сжала его руку, подбадривая:
— Может быть. Если она отказывается идти в клинику и тебя уже достали ее запои, она должна до смерти бояться, что ты уйдешь из ее жизни и никогда не вернешься.
— И эта угроза — для того, чтобы привлечь мое внимание и держать меня близко к себе?
Она кивнула:
— Она — твоя мать. Вы должны объясниться.
Чувствуя, будто камень упал с его души, он посмотрел на телефон.
— Может, тебе стоит ей перезвонить?
Ава освободила свою руку, и ему немедленно захотелось взять ее обратно, держать и не выпускать. В это время Роман осознал, как важна она стала для него.
Никто не знал о его маме. Ни его приятели, ни его сотрудники, ни одна из женщин, с которыми он встречался. Меньше чем за неделю Ава вкралась в его сердце и свернулась там клубочком. Он погладил ее щеку:
— Спасибо.
— За что? За то, что я высказала твои мысли вслух?
— За то, что выслушала, что поняла…
Он захотел поцеловать ее, но сдержал этот порыв — он боялся, что физическое проявление чувств может разрушить ту незримую хрупкую нить, которая протянулась между ними за последние несколько минут.
До сих пор это было как раз то, на чем строились их отношения, и его это устраивало. Они бы расстались через несколько дней, их жизни бы пошли разными дорогами. Так откуда это навязчивое, гнетущее, беспокойное чувство, будто он теряет что-то драгоценное?
Она должна была увидеть искры в его глазах, но сделала шаг назад. Его рука беспомощно упала.