— Si non e vero e ben trovato [5] — ухмыльнулся Кунце.
— Во всяком случае, дает тебе представление, к чему может привести нормального в общем-то, взрослого человека беспросветная скука провинциального гарнизона.
Примерно раз в неделю я отвозил Клару в Будапешт, чтобы она могла продолжить свое «образование» у моего отца, и, если у Дорфрихтера было время, он ехал с нами. Не знаю, когда и как это случилось, но она в него влюбилась. Он обладает каким-то шармом, который и пугает и притягивает. Что-то угрожающее есть в этом.
— Что-то угрожающее? — ухватился за слово Кунце.
— Могу ошибаться, но я это всегда ощущал. Задолго до того, как его стали упоминать в связи с этими проклятыми капсулами. — Он остановился, чтобы закурить. — Клара была ему абсолютно безразлична, но Дорфрихтер делал вид, что речь идет о большой страсти. Вероятно, он тешил свое самолюбие, уводя ее от отца и лишив гарнизонных молодцов всяких надежд. Их отношения были известны всему городу, каждый вечер они ужинали в отеле «Беретвас». Отец был оскорблен до глубины души. Думаю, она была единственной девушкой, с которой у него все было серьезно. Если бы не появился Дорфрихтер, отец определенно женился бы на ней. И это не было бы с его стороны ошибкой. Она была на редкость порядочной девушкой. Представь, она вернула отцу все подарки, которые он ей делал. Дорфрихтер знал, что ему предстоит перевод в другой гарнизон, но ничего ей не сказал. А когда это произошло, он уехал из города, даже не попрощавшись. Сначала она не хотела этому верить, но неделю спустя также исчезла из Кешкемета. Болтали, что она поехала за ним в Боснию.
— Она действительно поехала за ним, но не в Боснию, а в Вену, — сказал Кунце.
— Потом я услышал, что она умерла.
— Ты не пытался с ней связаться, когда она уехала?
— Нет, никогда. Из-за отца. Я решил, что чем скорее он ее забудет, тем лучше.
— А тебе не приходило в голову, что Дорфрихтер может быть виновен в ее смерти?
Золтан Ходосси взглянул на него с испугом.
— Нет. Неужели это так?
— Мы еще не знаем. А как ты думаешь?
— Она с ума сходила по нему. Наверное, уже тогда она была для него в тягость. Он же был практически обручен с девушкой, которая позже стала его женой.
— Да, через три дня после похорон Клары Брассай. Она была похоронена четвертого октября, а Дорфрихтер женился седьмого октября.
— Нет, ты подумай! Но ему совсем не обязательно было ее убивать, если он хотел от нее избавиться. Она совсем не из тех, кто способен на шантаж!
Кунце сменил тему:
— Давай поговорим о циркулярах. Предположим, что Дорфрихтер действительно рассылал их. Какие у него были причины убить тебя?
— Мне не приходит в голову ни одна.
— Почему тебя? Почему бы, например, не Аренса?
— Наверное, он выбор предоставил делу случая. Бросил пятнадцать фамилий в шляпу и вытащил десять. Между прочим, я видел однажды, как он это проделал на скачках. Я битый час изучал список лошадей, а он, наоборот, зажмурил глаза и ткнул пальцем в одну кличку. Он тогда выиграл, а я проиграл.
— Ты все-таки дружил с ним. Он мог бы быть Чарльзом Френсисом?
— Трудно сказать. Он был чертовски тщеславен, без сомнений. Может быть, он мечтал о головокружительной карьере. Если разобраться, Наполеон умер каких-то сто лет назад. Многие молодые офицеры считают, что если Наполеон смог оказаться на вершине славы, то и они смогли бы. Но попробуй представить себе какого-то родившегося в Австрии Наполеона, который в 1898 году начинает служить в армии Франца Иосифа. В том возрасте, когда Наполеон возглавлял итальянскую кампанию, — наш был бы все еще лейтенантом. Когда Наполеон короновал себя как император — он был бы капитаном. А когда Наполеон женился на одной из Габсбургеров и правил в Европе — наш, при условии, что ему повезло, стал бы всего лишь майором. Я не знаю, что бы делал Наполеон на месте Дорфрихтера: мирно нагуливал жирок или отравил бы всех, кто стоял у него на пути?
— Мог бы Дорфрихтер быть Чарльзом Френсисом? — повторил свой вопрос Кунце.
Капитан Ходосси на минуту задумался.
— Думается, мог бы. Но тебе будет это чертовски трудно доказать.
После Будапешта Вена показалась Кунце единственным местом в мире, где следует жить. Он узнал от кухарки, когда вернулся домой, что Роза уехала в Грац на похороны дяди Пауля. Не успел он сесть за стол, как она позвонила.
— Он умер еще позавчера. Завтра похороны, — прокричала она в трубку. Телефон был для нее все еще чем-то загадочным, и она всегда опасалась, что ее не услышат. — Адвокат сказал: чтобы уладить все с завещанием, потребуется еще несколько недель. Никаких осложнений не должно быть, но я на всякий случай пробуду здесь до конца.
«Еще и покойник не успел остыть, как она уже с адвокатом поговорила», — подумал Кунце, но тут же устыдился своих мыслей.
— Береги себя, — сказал он Розе и в тот же моменте тяжелым сердцем понял, что не скучает о ней. Он чувствовал усталость и был рад, что ужинать будет один.
В эту ночь, после бутылки бургундского, он спал крепко, без снов.
В первый раз, подумал Кунце, с лица Дорфрихтера исчезло выражение упрямства. Он по-прежнему продолжал свои ежедневные прогулки перед открытым окном, и на щеках его играл тот розовый румянец, который появляется, когда человек заходит с мороза в помещение. После обычного приветствия и ухода охраны обвиняемый, вздохнув, опустился на стул.
— Эти проклятые коридоры, — сказал он. — И лестницы! Я сегодня прошел весь Ринг и Кай. От Оперы и назад. Никаких сил не осталось. — Он закурил сигарету, которую ему предложил Кунце. — Вы что-нибудь слышали, господин капитан, о моей жене и о ребенке? — Он медленно выпустил дым от сигареты.
— Нет, с тех пор ничего не слышал. Но меня в последние дни не было в городе. Я ездил в Будапешт и встречался с вашим другом капитаном Золтаном Ходосси.
Кунце внимательно следил за лицом арестованного. За исключением узкого круга лиц из военных, никто не знал, что Ходосси также входит в число лиц, получивших циркуляр Чарльза Френсиса. Он получил циркуляр одним из последних, и командир предупредил его никому об этом не сообщать. Упоминание имени Ходосси должно было застать врасплох Дорфрихтера — при условии, конечно, что он был Чарльзом Френсисом.
На его лице отсутствовала какая-либо реакция. Он спокойно смотрел на Кунце, затянулся несколько раз сигаретой и потушил ее.
— Вы, наверное, ждете сейчас моего вопроса, зачем вы ездили к Ходосси? — Его тон был несколько резковат.
— Ну, если вы считаете его важным.
— Я вообще не придаю ему никакого значения. И почему я должен облегчать вам жизнь? — Ироническая улыбка появилась снова. — И над вашим следующим вопросом потрудитесь подумать сами и не ждите от меня подсказки.