6 июля я на первом же корабле вернулся в Англию и высадился в Плимуте, собираясь отправиться в Лондон, обратить свой вексель в золото и доказать твоему отцу, что теперь я подходящий муж для моей дорогой Нэн. Поэтому на следующий день я сел на судно, нашел своего еврея и вышел от него горделиво, с полным кошельком. Но когда я пришел в гостиницу «Железный человек» и расспросил, мне сказали, что за несколько месяцев до этого тебя выдали замуж на Томаса Финча, торговца рыбой с Паддинг-лейн.
Сердце у меня разрывалось, потому что я все свои надежды возлагал на этот брак, ведь у меня не было ни семьи, ни друзей, ни дома. Кроме того, выдумки мистера Толливера разнесли на клочки мою старую веру в непорочную религию, я не знал, что и думать, но, поскольку я, надо полагать, был проклят и обречен гореть в аду, меня это не заботило или не слишком. Вот так души и гибнут. У меня, правда, было золото: если оно у кого есть, друзья любого сорта всегда найдутся. Много недель я бесчинствовал, Нэн, даже на стану и не хочу рассказывать, какие мерзости я творил тогда, но однажды утром проснулся в Плимуте в постели какой-то девки, а в кошельке осталось лишь несколько монет. Среди моих собутыльников был человек по имени Крэншоу, он называл себя джентльменом удачи, что означало контрабандист. Он говорит, ты отважный парень, Дик, знаешь всякие хитрости, пошли со мной, будем богатеть вместе, добывать на море золото, девок и вино. Так мы некоторое время и делали. Но вот беда: этот Крэншоу любил выпить, работал плохо, был груб, хвастался в тавернах, и в результате однажды ночью береговая охрана схватила нас, заковала и бросила в Тауэр.
Спасибо мистеру Гастингсу, он пришел навестить меня и говорит, тебя, парень, ждет веревка, и ничто тебя не спасет, как поймали вас с добром, а пошлина за него не плачена, какой же ты дурак, почему не пришел ко мне, разве я не дал бы тебе работу? Мне стало ужасно стыдно, что я опустился так низко. Хорошо хоть, я снова стал молиться, чего не делал уже давно, и это давало мне успокоение. Я думал, Бог милостив, вдруг Он спасет даже такого, как я, ведь Христос пришел в мир спасать грешников, а не праведников.
Теперь, Нэн, ты знаешь все или почти все, и писал я это для молодого Ричарда, желая по-отечески поговорить с ним из могилы: но теперь я расскажу то, чего никто не знает. Из всех, кто был там, я один живой. Одним утром я лежал на грязной соломе в кандалах и думал, насколько лучше было бы, если бы меня заковали ради Господа, а не потому что я стал вором и мошенником. Тут заходит стражник и говорит, эй, поднимайся. Снимает кандалы, приносит воды помыться, новую одежду, подстригает мне бороду. И делает знак рукой, иди, дескать, за мной. И вот я в маленькой комнате в Белой башне, на полу свежий тростник, горит жаркий огонь, стол, кресла, еда на столе, вино в чашах; и незнакомый человек говорит, садись, ешь.
— Ох, извините! — воскликнула она, в смущении отодвигаясь. — Вы, наверно, плохо обо мне подумали. Я понятия не имею, почему это сделала.
— Может, инстинктивная реакция на то, что опасность миновала? — предположил я. — Вроде унаследованного рефлекса. Мужчина спасает женщину от опасности, отбивает у врага мамонта, и женщина вознаграждает его, показывая сексуальное расположение. — Я помолчал. — Уверен, в этом не было ничего личного. — Я сказал это в надежде на прямо противоположное. Не отвечая, она пристально смотрела на меня. Я отпер дверь. — Как вы? Сильно пострадали?
— Всего несколько синяков, и колени поцарапаны. Ох! — Она пошатнулась и, дрожа, прислонилась ко мне.
— Нам предстоит подняться на три пролета. — Я обхватил ее за плечи. — Сможете идти?
— Не знаю. У меня вдруг такая слабость в коленях…
— Это адреналин. Давайте, я помогу вам.
Я подхватил ее на руки (как «переносят через порог») и начал подниматься по ступеням. Она не возражала; напротив, прислонилась ко мне. Моя голова все еще кружилась от ее поцелуя.
Я устроил ее на софе, налил нам обоим коньяку, принес аптечку первой помощи и пластиковый мешок со льдом.
Она сняла разорванные колготки и задрала юбку до уровня обнаженных бедер. Я отдал ей мешок со льдом, чтобы приложить к самым болезненным синякам, потом собственноручно обмыл и забинтовал ее колени, как меня много лет назад учили в армии. Пришлось близко наклоняться к ее ногам, чтобы извлечь крошечные каменные осколки. Эротическое впечатление было разящим, как удар: мое лицо находилось лишь в нескольких дюймах от восхитительных бедер, которые она слегка раздвинула, чтобы помочь мне действовать. Я воображал, что она чувствует то же, что и я, ведь опасность — известное возбуждающее средство (ее поцелуй!). Но она молчала, и я удержался от того, чтобы нырнуть ей прямо под юбку, в темные зовущие глубины. Полагаю, мне просто хотелось продлить изумительное ощущение напряженности — что-то подобное я испытывал, когда ухаживал за Амалией, увы, почти утраченное в наш век быстрого спаривания.
Когда я закончил перевязку, она поблагодарила меня и спросила:
— Что вы сделали с этим типом? Это вроде дзюдо?
Я ответил, что в рукопашном бою я полный профан, но силы у меня очень много, и объяснил почему. Она никак не прокомментировала это и спросила, узнал ли я кого-нибудь из головорезов.
— Нет, конечно нет. А вы?
— Нет. Но мне кажется, что тот крупный, которого вы ударили по голове его приятелем, следил за мной вчера. И машина, похоже, та самая. Они говорили по-русски, нет?
— По-моему, да. Сам я по-русски не говорю, но хозяин моего гимнастического зала — русский, и я часто слышу этот язык. И человек, что звонил вам по телефону, говорил с акцентом…
Вдруг Миранда повернулась лицом к спинке софы и уткнулась головой в подушку. Послышались приглушенные звуки…
Так ли уж важны детали? Какая теперь разница, что один человек сказал другому? Коротко: она плакала, я ее утешал. Да, я достаточно безнравственный тип, готовый соблазнить женщину, пребывающую в состоянии шока…
Она вздохнула и прильнула ко мне, касаясь губами моей шеи. Я взял ее на руки, отнес в спальню дочери, положил на постель и осторожно раздел — снял с нее блузку, юбку, лифчик, трусы; она не помогала мне, но и не протестовала. Должен признаться: несмотря на охватившую меня страсть, секс был далеко не такой классный, как с Амалией, хотя тела их оказались удивительно похожи — мышцы, сложение, розовые остроконечные соски.
Миранда лежала не то чтобы в бесчувственном состоянии, но словно в полусне, с закрытыми глазами. Что-то с ней происходило, однако, потому что время от времени она легко выдыхала, как это происходит с женщинами, когда они испытывают сексуальное удовольствие, и несколько раз приподнимала голову над подушкой, хмуря брови, как бы шутливо изображая сосредоточенность. В конце она резко вскрикнула, словно собачка, сбитая машиной. Потом без единого слова отвернулась и, похоже, уснула; как жена после многих лет брака.
Но в первый раз секс часто оказывается неудачным. Я поцеловал ее в щеку (никакой реакции) и накрыл пуховым одеялом. Рано утром я услышал, как зашумел душ, вышел на кухню и нашел ее там. Она была полностью одета и свежа. Она спросила, нельзя ли заехать куда-то, чтоб купить новые колготки. Никаких комментариев по поводу прошедшей ночи, никакой чисто физической фамильярности после соития, удачного или неудачного. Я тоже не заговаривал на эту тему.