В спальне, на своей кровати, Драга обнаружила мирно спавшую гувернантку фрау Вебер, выписанную из Вены. Драгу разозлило, что гувернантка даже не сняла туфли, но, чувствуя себя слишком усталой, не стала ей выговаривать и, коротко попрощавшись, отправила ее спать.
Раздевшись, Драга нырнула в широкую кровать. Александр вышел из ванной, как обычно в длинной ночной рубашке, заранее приготовленной камердинером. Приличия ради он в присутствии слуги всегда надевал ее, но, перед тем как забраться к жене в постель, сбрасывал.
В целях безопасности окна, выходящие в сад, были закрыты, а шторы задернуты. В комнате стояла невыносимая духота. Драга сбросила одеяло и укрылась тонкой шелковой простыней. Александр снял пенсне и осторожно положил его на ночной столик. Затем забрался под простыню к Драге. Она прекрасно знала, чего он хочет, и попыталась отодвинуться от влажного от пота тела.
— Саша, chéri, сегодня не надо, — прошептала она. — Я страшно устала. И эта жара просто невыносима.
Его руки, несмотря на протесты Драги, обнимали ее.
— Просто полежи спокойно и позволь мне.
Драга чувствовала на своем лице его горячее дыхание, в то же время на удивление холодные влажные пальцы расстегивали ее сорочку, освобождая груди. Пока его рот обращался то к одной, то к другой груди, руки ласкали все нежные холмики и ложбинки ее тела. Ей приходилось одерживать себя, чтобы не сбросить его руки, — она просто старалась терпеливо переносить это.
Это всегда продолжалось ужасно долго, пока он не достигал желаемого пика. Часто же этого вообще не происходило, и он засыпал. Александр был ребенком, а она его игрушкой. Не ее реакция или подтверждение его мужских качеств приводили его в радость, а сама возможность касаться тела Драги, заключать ее в объятия и ласкать.
Он выпил явно больше, чем она думала. Ищущие руки внезапно остановились, голова откинулась на подушку, рот приоткрылся, а морщинки на его лбу исчезли. «Вот так он будет выглядеть, когда однажды умрет», — подумала Драга, и при слове «умрет» ее, несмотря на жару, пронизал озноб. Она осторожно высвободилась из его рук и отодвинулась подальше на край кровати. Драга смертельно устала, но о сне не могло быть и речи. «Если я сейчас выключу свет, наверняка до утра буду слушать удары своего сердца». На ночном столике лежал французский роман, который она начала читать накануне. Le Trahison [115] , — было напечатано на обложке черными буквами. В надежде, что это поможет ей заснуть, она взялась за книгу. Александр зашевелился. Его глаза, подернутые пеленой сна и близорукости, приоткрылись, и он подвинулся поближе к ней. Чтобы совсем не разбудить его, Драга быстро выключила свет и отложила книгу. «Лучше лежать без сна в темноте, чем терпеть его неуклюжие ласки». Вытянувшись на кровати, она положила голову на плоскую подушку и стала вслушиваться в шорохи ночи. Через закрытые окна и тяжелые портьеры почти ничего не доносилось, не считая странных, похожих на отголоски дальнего грома звуков, которые, однако, были слишком равномерны для грома.
Когда все затихло, она подумала, что это все-таки был гром, и заснула. Ей снилось, что она парит в воздухе. Перед ней мелькали и исчезали танцующие лица. Завка, Милица, полковник Грабов и Михаил. Его лицо с худощавыми острыми чертами — для них тридцать семь лет не прошли бесследно — сменилось образом молодого кадета, которого она никогда не могла забыть. Рука об руку он шел по лужайке с девушкой, похожей на нее, но гораздо моложе и красивей. Ей стало безумно жалко эту девушку, и она залилась во сне слезами. Эти слезы были тем, что позволило ей из полудремы погрузиться в глубокий сон, такой приятный и благодатный, как теплая ванна.
Полковник Машин зажег спичку и посмотрел на свои массивные золотые часы, подарок покойного короля Милана. Часы показывали десять минут второго. Передние шеренги батальона, которым он командовал, миновали уже здание русского посольства и заняли позицию вдаль стены, окружавшей территорию Конака. Несмотря на приказ соблюдать абсолютную тишину, две тысячи солдат одним только шарканьем своих ног вызывали значительный шум. Полковник напряженно вслушивался, пытаясь понять, занял ли, как было предусмотрено, и Седьмой пехотный полк свои позиции у южных ворот. Но или этого не произошло, или шум его солдат заглушал все. Он передал командование опытному капитану, и поспешил вдоль восточной стены. Ему нужно было срочно выяснить, что происходит на другой стороне.
Михаил и Апис подошли к южным воротам, укрылись в тени деревьев и стали ждать остальных офицеров, с которыми должны были здесь встретиться. Казалось, прошла вечность, пока из темноты группа за группой начали появляться люди. Апис вслух тихо перечислял фамилии все еще отсутствующих, пересчитывал пришедших и становился все нетерпеливее.
— Чего мы еще ждем? — нервничая, спросил лейтенант Милутин Лазаревич.
По дороге к месту встречи он перелезал через заборы, перепрыгивал через канавы и пробирался по садам, чтобы избежать освещенных улиц между «Коларацем» и дворцом. И все это с таким количеством взрывчатки, которого хватило бы, чтобы поднять на воздух целый городской квартал.
— С десяти часов вечера я хожу в этом проклятом плаще, да еще и наглухо застегнутом, — жаловался он. — Удивляюсь, что эта дрянь все еще не взорвалась, так мне жарко. Наверное, все запалы ни к черту.
В двадцать минут второго наконец собрались все. Кроме крестьянских телег, которые везли овощи и фрукты на городской рынок, на бульваре никого больше не было. Время от времени появлялся какой-нибудь запоздалый прохожий — и при виде офицеров непроизвольно ускорял шаги. Белградцы привыкли обходить молодых военных, ночами группами бродивших по городу, стороной. Но на этот раз при виде прохожего замирало сердце и прерывалось дыхание у самих офицеров. При уличном освещении они представляли собой отличные мишени, поэтому один за другим попрятались в прилегающие узкие переулки, расположенные позади постов охраны. Ожидание и напряжение давали о себе знать. Неумеренная выпивка сказывалась и на зрении, и на способности соображать. Люди без конца натыкались друг на друга, некоторых тошнило, слышались громкие ругательства.
— Что за свиньи! — бросил в сердцах Апис.
Они с Михаилом оставались у ворот.
— Какого черта вливать в себя столько алкоголя, когда не можешь справиться с собой? — Он вытер рукавом пот со лба. Впервые за эту ночь Апис потерял самообладание. — Если Машин через пять минут не появится, я беру дело в свои руки.
— Или мы отказываемся.
Он бросил на Михаила ледяной взгляд. В матовом уличном свете лицо Аписа напоминало маску.
— Нет, — хриплым голосом сказал он. — Никогда!
Михаил решил отважиться еще на одну попытку:
— Я говорил тебе, что Александр пообещал в течение трех дней исчезнуть. Что такое три дня по сравнению с тремя годами? Зачем рисковать своей жизнью и жизнью товарищей? Во дворце находятся люди, которые не раздумывая будут стрелять в Вас.