Без соплей, без лишних сантиментов,
И красивых сцен – наплакал кот.
Чередой обыденных моментов
Жизнь обычной женщины пройдет.
Бизнес-леди, клерку, продавщице
И звезде балета и кино —
Как температура по больнице,
В среднем будет счастье всем дано.
– Самое ужасное – оказаться посредственностью, – вдохновенно вещала Лизавета, сверкая глазами и таская из коробки соленую соломку. Соломка исчезала в ее ротике с промышленной скоростью.
Лиза вообще очень любила мучное, и что самое удивительное, это никак не сказывалось на ее скелетообразной фигуре.
Кто-то до одурения скачет в спортзале, сидит на диетах, кто-то, изображая бег трусцой, носится по утрам мимо остервенело лающих собак, кто-то изыскивает в Интернете новые комплексы упражнений, призванные изничтожить целлюлит, галифе, выпирающий живот и стратегический запас сала на боках – а все зря! А кто-то трескает все подряд и живет припеваючи вопреки законам логики.
Наверное, это молодость сжирает лишние калории и покрывает недостаток спортивной активности бурным сексом, бессонными ночами в клубах и безбашенными вылазками на природу.
До двадцати пяти лет кажется, что так всегда и будешь гладкой, стройной, красивой, а эти жирные клуши, что топают мимо, отягощенные авоськами, детьми и лишним весом, – это не из твоей оперы.
А клуши тем временем тоже смотрят на тебя и злорадно думают: погоди, придет и твоя очередь. А может, и не думают ничего такого или думают, но вовсе не злорадно. Так или иначе, здорово быть молодой и не очень здорово – теткой ближе к сорока. Этакой дамой бальзаковского возраста. Когда за лицом нужно следить, причем практически безуспешно – все равно оно куда-то уплывает, морщится и жухнет, как кленовые листья по осени. Когда можно хоть сутками хлебать кефир и грызть сырые овощи, а лишний вес все равно появляется, возникая словно из воздуха. И целлюлит вроде не бросается в глаза, но ведь есть, если присмотреться! Причем если старательно худеешь, то в первую очередь сдувается грудь, а если набирать вес, то моментально разбухают живот и попа. Необъяснимый природный феномен, уходящий корнями в несправедливость судьбы к женщинам.
Лишние килограммы покидают нас неохотно и очень медленно, зато возвращаются быстро и бодро, как дружный цыганский табор. И набираются заново. Вот такая печальная…
Настя украдкой покосилась на сестру, воодушевленно планировавшую свое грядущее бракосочетание, и высыпала на сковороду нарезанную картошку. Кухня немедленно наполнилась аппетитным шкворчанием. Этой замечательной картошки она потом съест совсем каплю, чтобы не нарушать диету. Но уж очень хочется. Тихо вздохнув, Анастасия Дорохова, та самая дама бальзаковского возраста (который, как известно, находится между тридцатью и сорока годами), начала аккуратно помешивать ужин, прикидывая, можно ли будет съесть еще и пирожное, или это вообще преступление? Если прикинуть по калориям – то да, преступление. А если покопаться в душе и взвесить моральные «за» и «против», то нужно съесть даже не один, а целых два эклера, чтобы хоть как-то унять внутреннюю боль.
Все же жизнь – удивительно несправедливая штука.
За стеклом со стороны улицы, медленно шевеля лапками, ползла жирная оса. Она упруго дергала полосатым тельцем, словно выискивая место, куда бы вонзить жало, и изредка взлетала, тревожно гудя. Ос Настя не любила. И вообще – настроение у нее стремительно портилось. Эта оса, которая в любой момент могла просочиться через щель в кухню, беззаботная сестрица, чирикавшая безмозглой птичкой, сестрицын жених Саша в одних шортах, по-хозяйски развалившийся за столом и вытянувший мосластые, волосатые ноги, – все ее бесило и вызывало внутреннее отторжение.
Надоели.
Ей все надоели. Вот почему она стоит и жарит им картошку, а эти иждивенцы ведут себя так, словно она приживалка какая-то и всем должна!..
– Сань, ну скажи! Это ведь пошлость невообразимая – белое платье, фата занавеской, потом в «Одноклассниках» будет стыдно выложить. Ни одного лайка не получишь. Все будут смотреть и думать: «Фу, отстой!» – Лиза цапнула зубками очередную соломку и строго посмотрела на собеседника: – Я права?
– Угу, – покладисто кивнул Саша. Он вообще не особо вслушивался в стрекот подруги и обычно соглашался абсолютно на все, идя по пути наименьшего сопротивления. Это был чисто мужской подход. Если спорить и отстаивать какую-то свою точку зрения, то бабу все равно не переспоришь – она в крайнем случае, когда закончатся аргументы, может начать плакать, и тогда ты при любом раскладе проиграл. А если не спорить и кивать, то ничего не мешает потом от своих слов и обещаний отказаться, если вдруг выяснится, что кивнул ты на что-то, чего делать ни за что не будешь.
– Короче, я все продумала. Мы будем в белой джинсе. Я со стразами, ты с заклепками. Цветочки в голову, так и быть, воткну. Никаких лимузинов – это мещанство. У нас будет карета, запряженная белыми лошадями. И вся в белых цветах.
– А в небо вы выпустите сто белых голубей, которые обгадят вас белыми лепешками, – неожиданно выпалила Настя, не удержав в себе клокочущее негодование. – Очень романтично, и главное – народу будет что вспомнить.
– Желчный пузырь проверь, – огрызнулась Лизавета. – И завидуй молча.
– Голубей не надо, – тревожно пробубнил Саша, ощущая растущее в кухне напряжение.
– А все остальное – надо? – ехидно уточнила Настя. – Я чисто поинтересоваться, друзья мои, а за чей счет банкет? Ну, я так мыслю: Александр у нас временно не работает…
– Я ищу, просто нет ничего приличного сейчас, – нахмурился оппонент. – Чего ты взъелась?
– Я? Я чего взъелась? – завелась Настя, с грохотом швырнув в раковину лопатку. – А ты угадай! Лизке двадцать пять, ни образования, ни профессии…
– Я фотограф, – оскорбленно пискнула сестрица. – У меня, между прочим, свой стиль и большие перспективы!
– Боюсь, я до твоих перспектив не доживу! – рыкнула Настя. – А пока что ты тоже безработная! И вот вы, два безработных захребетника, живете за мой счет и еще имеете наглость планировать свадьбу! А вам не приходило в голову, что сначала люди встают на ноги?!. Нет, Шурик, сиди! «Встают на ноги» – это не значит, что они в трезвом виде могут держаться на своих хилых конечностях, а в том смысле, что они хотя бы способны заработать на еду и проживание. Это значит, что у них есть жилплощадь! Обычно мужики невесту приводят на свою жилплощадь! А у нас, я извиняюсь, Лизка привела тебя сюда и посадила жрать мои продукты!
– Ну, ты же тоже своего мужа привела в нашу квартиру, и он тоже захребетник и жрет твои продукты, – наивно хлопнула глазками сестра. Уж что-что, а ткнуть в больное место Лизавета умела мастерски.
И самое обидное, что она была права.
Настя и Лиза не были родными сестрами в полном смысле слова. Когда Насте исполнилось десять лет, ее отец умер от сердечного приступа. Если смотреть правде в глаза, то он просто допился до инфаркта. Но первая формулировка звучала как-то пристойнее, поэтому Настя Дорохова так всем и говорила, если спрашивали. А спрашивали часто, особенно соседи. Мама к тому моменту уже была беременна Лизой. Как выяснилось позже, отец у Лизаветы был другой, не Настин. Этим и объяснялся интерес окружающих к их семье. Сериалов тогда никаких не показывали, зато за каждой дверью была своя Санта-Барбара. А что еще обсудить за рюмкой вечернего чая, как не бытие соседей. Особенно если у них хуже, чем у тебя. Или просто неправильно, не как у всех.