— Наш епископ вызвал в Драгуан молодого священника, чтобы он исполнял обязанности кюре в проклятой деревне.

При этих словах глаза Жорже Ажа вспыхнули, как угольки.

— Что ты мне тут рассказываешь?

— Правду. Пока мы думали, что все усилия епископа, направленные на это, полностью вами нейтрализованы, он тайно продолжал подыскивать нового кюре. По всей видимости, только викарий Шюке знал об этом. Мы были не в курсе.

— Где сейчас этот человек?

— В той деревне. Он покинул наш город еще десять недель назад. Он уехал в сопровождении ризничего — того самого, который в прошлом году разыскал этих людей-призраков.

— С момента отъезда священника о нем поступали какие-нибудь известия?

— Никаких. Возможно, он так и не прибыл к месту назначения. Сопровождавший его ризничий в город не вернулся.

— Как зовут этого священника?

— Энно Ги. Он приехал из Парижа. У меня с собой материалы, которые имеют отношение к этому священнику. Они хранились у епископа.

Жорже Ажа сидел за большим столом с витыми ножками. На полированной крышке стола лежало распечатанное письмо, полученное тремя днями раньше. Письмо пришло из канцелярии дворца Латран, от самого Артемидора. Канцлер выражал недовольство по поводу того, что известие о смерти епископа Драгуана дошло до Парижа и что ему, Артемидору, уже задавали вопросы о том, чем занимался Акен, находясь много лет назад в Риме.

Ажа почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Нужно было срочно что-то предпринять. Еще срочнее, чем планировалось.

— Ступайте, — сказал Ажа монаху. — Оставьте мне материалы об этом кюре и ждите моих указаний в прихожей.

Мео покорно положил на стол личное дело Энно Ги и вышел.

Ажа быстро просмотрел документы и затем нервно дернул за шнурок колокольчика. Появился молодой секретарь с письменными принадлежностями и шифровальной таблицей.

— Пишите, — приказал прелат.

Жорже Ажа долго диктовал два письма, одно из которых представляло своего рода отчет, а второе — подробную инструкцию. Тщательно подбирая слова, Ажа излагал план действий, выработанный им после получения письма от Артемидора.

Оба послания необходимо было доставить соответствующим адресатам срочнейшим образом.

Первое из них предназначалось для канцелярии дворца Латран.

Второе — для господина Энгеррана дю Гран-Селье. Это письмо следовало вручить ему в его замке Морвилье или же в том месте, где он сейчас находился.

Ажа поставил на обоих письмах печать своим епископским перстнем. На печати были изображены крест и маска. Не дожидаясь дополнительных указаний, секретарь вышел из комнаты, унося с собой надлежащим образом зашифрованные письма.

Затем Ажа снова позвал Мео.

— Вы должны немедленно вернуться в Драгуан.

Монах в знак покорности склонил голову.

— Но вы поедете не один.

Ажа сообщил монаху, что его будут сопровождать трое вооруженных солдат из его личной охраны.

— Они разместятся вместе с вами в помещении епископства. Я наделяю их всей полнотой власти. Понятно?

— Но…

— О возложенной на них задаче знаю только я. В ближайшее время я пришлю к вам еще солдат. Делайте, что я вам говорю, и получите достойное вознаграждение. А теперь ступайте.

Через некоторое время монах Мео был уже на пути домой. Рядом с ним ехали трое вооруженных до зубов верзил.

4

На рассвете 16 марта в городок Соселанж въехал верхом на лошади некий человек.

Этот городишко, находившийся в двадцати трех лье к югу от большого города Лион, отнюдь не был избалован приезжими. Таинственный человек, въехавший в него, имел странную внешность: он походил и на обедневшего рыцаря, и на обычного проходимца. У него была косматая борода, а у пояса висел длинный меч. Он ехал на вполне приличной лошади — высокорослой и нестарой.

Приезжий, не остановившись ни у местного постоялого двора, ни у дома священника, стремительно направился прямо к городскому кладбищу, расположенному возле маленькой церквушки. Там он спешился и принялся осматривать могилы — одну за другой. Не найдя того, что искал, он решительно зашел в церковь, не оставив, вопреки существующим правилам, свое оружие у входа.

Внутри церкви он принялся осматривать находившиеся там несколько захоронений. Это были могилы священников и выдающихся людей данной местности. Вошедший внимательно изучил каждую надпись. Его лицо оживилось, когда он увидел какое-то имя, выгравированное на одной из стен. Это был кенотаф — захоронение, в котором не было тела усопшего. Кенотафы заменяли могилы тем умершим людям, чьи трупы не были найдены, но которые имели заслуги перед Церковью, а потому об их душах надлежало проявлять особую заботу.

Незнакомец подошел поближе. Он еще раз прочел на белом камне стены: «Отец Косм».

— Я могу вам чем-нибудь помочь, сын мой?

Раздавшийся тихий голос отозвался эхом в помещении храма. Незнакомец обернулся и оказался лицом к лицу с низеньким кюре в белых одеяниях.

— Я — кюре Соселанжа, отец Франсуа, — сказал священник. — Вы здесь что-то ищете?

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Если вы хотите разговаривать именно здесь, сын мой, то сначала нужно оставить за пределами храма это оружие.

Кюре указал пальцем на меч, прикрепленный к поясу незнакомца. Даже знатным господам весьма редко разрешали входить в храм с оружием.

Незнакомец некоторое время колебался, а затем ответил:

— Хорошо, давайте поговорим снаружи.

Он произнес это очень твердо. Затем он первым вышел из церкви.

— Я вас слушаю, сын мой, — сказал кюре, когда они оказались на паперти.

— Мне нужна информация об отце Косме. Я знаю, что он родом из этого прихода.

— Косм? Да, действительно… Я не был с ним знаком, потому что он умер задолго до моего приезда сюда, однако я знаю о его судьбе. Вы его родственник?

— Нет.

— Вас прислали его наследники?

— Нет.

— Тогда вас просто заинтересовали связанные с ним слухи?

— Может, и так. Расскажите мне об этих слухах.

— Дело в том, что я, собственно, знаю лишь его официальную биографию. Так что никаких сенсационных сведений от меня не ждите. Косм был весьма уважаемым сельским кюре в одной из епархий, расположенной к югу от нас. Я не знаю ее названия. Говорят, он очень хорошо заботился о своей пастве. К сожалению, этот славный человек, как и многие другие, заразился во время эпидемии в двадцатые годы. Болезнь буквально иссушила его, однако ему каким-то чудесным образом удалось выжить. Он направился в свой приход и находился там до тех пор, пока через несколько лет снова не началась эпидемия и он снова не заболел. Тогда он вернулся в Соселанж, чтобы умереть у себя на родине, однако ему опять каким-то чудом удалось выжить.