Далекие берега. Навстречу судьбе | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Слава о них достигла и вересковых зарослей Ирландии. Он воплощал собой честь и стремление к независимости ирландского народа, не считался с интересами англичан, презирал корону и способствовал эмиграции своих соотечественников в Америку. Она, кельтская красавица, была единственной женщиной, которой разрешалось жить на борту «Раппаханнока», принимать участие в военных советах Чарльза и выдвигать инициативы, редко ставившиеся под сомнение.

Тем не менее отец Салли Олби Гейдж по-прежнему противился их женитьбе, поскольку не одобрял образ жизни Чарльза.

— В Нью-Йорке, — сказала Салли, когда они уединились в палатке вождя ирландцев, — меня навестил старый Роберт Ливингстон. Ему уже очень много лет. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле.

— Что он хотел?

— Все то же. Он раскаивается, винит себя за то, что сделал с твоим отцом. Вот уже много лет он ищет возможности поговорить с тобой.

— Если бы не он, мой отец был бы жив!

— Он этого не отрицает.

Чарльз пожал плечами.

— Пусть Ливингстон страдает, но у него не будет возможности встретиться со мной. Я не собираюсь ехать в Нью-Йорк.

— Он здесь.

— В Бостоне?

— Нет, здесь. Я пригласила его. Его карета остановилась в десяти минутах езды от лагеря.

Салли не обращала никакого внимания на недовольство Чарльза.

— Он ждет тебя, — сказала она.


Карета стояла на опушке леса.

— Как он? — спросил Чарльз у Пращи, который следил за тем, чтобы Ливингстон не вышел из кареты.

— Измучен. Он ехал с завязанными глазами, в карете были опущены занавески. В дороге он спал. Теперь читает.

Чарльз открыл дверцу. В семьдесят два года могущественный Роберт Ливингстон из Нью-Йорка утратил прежний лоск. Он сидел, закутавшись в меха, перед складным столиком, на котором был сервирован чай. Увидев Бэтмана, он захлопнул книгу.

Мужчины сурово смотрели друг на друга, не здороваясь.

Чарльз стоял в шаге от дверцы.

— Вот уж пятнадцать лет, как мы не виделись, — сказал Ливингстон.

— Шестнадцать, — поправил его Чарльз.

— Эти годы сделали тебя взрослым, меня же они лишили последних сил. Я не протягиваю тебе руки. Полагаю, ты ее не пожмешь?

Ничего не ответив, Чарльз забрался в карету и сел напротив старика. Лицо его оставалось суровым.

— Я боялся, что ты откажешься встретиться со мной, — продолжал Ливингстон. — Я знаю, что ты обо мне думаешь. Тем не менее после смерти твоего несчастного отца я не переставал говорить, что Гарри Бэтман был лучшим из всех поселенцев Нью-Йорка, самым трудолюбивым и самым честным. Но я узнал об этом слишком поздно. Он стал невинной жертвой игрищ, которые касались только Стефана Деланси и меня.

— Неужели все так просто? Вы сказали Муирам, что он католик, раскрыли социальное положение его матери, а когда Нью-Йорк поверил, будто он был автором памфлета, оскорбляющего вас, вы приказали поджечь его склады!

— Да, это так. Я действовал в порыве гнева, но я никогда не покушался на его жизнь, как это сделал Деланси.

Черты лица Чарльза исказились. Он налил себе чая и сказал:

— Салли потребовала, чтобы я поговорил с вами. Пусть будет так. Чего вы хотите?

— Прийти тебе на помощь.

— Вы считаете, что моя жизнь в опасности? Я не нуждаюсь в чьей-либо помощи.

Ливингстон откинулся на мягкую спинку сиденья.

— В октябре, — продолжал Ливингстон, — меня пригласили на ужин к губернатору Массачусетса, Вильяму Даммеру. За нашим столом оказался некий молодой человек — Альдус Хамфри.

Ливингстон по слогам произнес это имя.

— Кто это? — спросил Чарльз.

— Англичанин, недавно покинувший берега своей родины. Борец за дело мира из Лондона, которого прислал сюда Августус Муир, чтобы помешать тебе навредить его «Раппаханноку», а затем отобрать его.

Чарльз улыбнулся.

— Муир дал ему карт-бланш, — добавил Ливингстон. — У Хамфри достаточно средств, чтобы загнать тебя в ловушку. Он поклялся уничтожить тебя.

— Он не первый клятвопреступник, кто обещал сделать это, — сказал Бэтман, пожимая плечами.

— Звери бывают разными. Мне он показался чрезвычайно опасным. Прежде чем уехать вместе с семьей в Бостон, он совершил поездку в Ирландию. Там, в Дублине, он нашел твою бабушку, некую Маурин Догуд. Это действительно твоя бабушка.

Чарльз побледнел: отец никогда не произносил подлинного имени своей матери. Маурин Догуд?

Ливингстон продолжил:

— Он пошел в бордель в пригороде Дублина, где в детстве работал твой отец. Он съездил в Лондондерри и расспросил Четырех Вдов и управляющего тюрьмой, откуда ты сбежал. Он отправился в Филадельфию и поговорил с отцом Шелби Фростом. Я собственными ушами слышал, как обо всем этом он рассказывал за столом у губернатора ледяным тоном. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Мне все равно. Он потерпит поражение. Как и все его предшественники.

— Если это до сих пор не произошло, было бы глупо утверждать, что это не произойдет никогда. — Ливингстон поднес чашку к губам: — Вот уже восемь лет, как ты постоянно бросаешь вызов Муиру и английской короне. И ни у одного из многочисленных ирландцев, находящихся у тебя на жаловании, еще не возникло желания или решимости предать тебя, что само по себе уже чудо. Но как долго оно будет длиться? Никто не знает, где ты прячешь «Раппаханнок». Как долго это будет продолжаться? — Уже менее пылким тоном старик добавил: — Сегодня у тебя есть только один способ избежать ловушек, расставленных такими людьми, как Хамфри. До тебя к нему прибегли капитан Кидд, Томас Тью и великий Генри Морган. Эти великие пираты вовремя почуяли необходимость изменить образ жизни, остепениться и искупить свое поведение, поступив на службу к властям одной из провинций.

Чарльз растерянно улыбнулся. Ливингстон продолжил:

— Когда я приехал в Нью-Йорк, я был обыкновенным девятнадцатилетним шотландцем без средств к существованию. В Олбани я начал заниматься торговлей пушниной. Горизонт просветлел, когда я женился на Алиде Шиллер, дочери мэра города. Колония признала меня своим, место в ней мне было обеспечено. Сына и племянника я направил на тот же путь. Филипп женился на Кэтрин ван Бру, дочери нынешнего мэра Олбани, а Роберт, который уехал от нас в прошлом году, — на Маргарите Шиллер.

Ливингстон положил руки на стол и строго сказал:

— Если ты хочешь увидеть своих внуков и помочь им преуспеть больше, чем ты, Чарльз Бэтман, следуй моему примеру. При моей поддержке ты на законных основаниях вернешься в Нью-Йорк. Тебе надо стать членом хорошей семьи. Возьмем, например, Флору ван Куртланд. Она не только одна из самых красивых женщин Нью-Йорка. Ее семья поселилась в колонии давным-давно. Женись на ней, поступи на службу в Собрание колонии. Пройдет немного времени, и ты станешь уважаемым человеком. Ты богат, тебя поддерживает много преданных тебе ирландцев. В интересах Нью-Йорка никто не упрекнет тебя в отступничестве. Закон оправдает тебя, и даже Альдусу Хамфри придется отказаться от своих планов.