Друзья прождали целый час. Супруге Кастелла было двадцать восемь лет. Еще красивая, несмотря на усталое лицо, она чуть не упала в обморок, когда Филипп повторил слова ее мужа.
Заливаясь слезами, она говорила, что постоянно подает прошения в суд по делам о несостоятельности, чтобы ей разрешили видеться с мужем, но клерки всякий раз отвечают, что управляющий тюрьмой Флит Бэмбридж пожаловался, что Кастелл задолжал за проживание и пытался его подкупить.
— Я обратилась к типографу, которому Роберт должен пятьдесят фунтов. Но он решил, что я пытаюсь разжалобить его, придумывая разные истории, и отказывается действовать до тех пор, пока ему не заплатят.
— Надо обратиться к мсье Джеймсу Оглеторпу, как велел ваш муж! — воскликнул Филипп. — Сейчас речь идет уже не о его свободе, а о его жизни!
— Мсье Оглеторп — настоящий друг, — согласилась Мэри Кастелл. — Он подписался на два экземпляра книги Роберта о римских виллах, чтобы нас поддержать. Только он живет в Годалминге, в Суррее! Это более чем в сорока милях отсюда! У меня нет возможности туда поехать.
— Поеду я! — воскликнул Кен Гудрич. — Филипп, отведи мадам Кастелл и детей в «Красный мундир». Марсия займется ребятишками, пока вы вдвоем вновь попытаетесь поговорить с мсье Кастеллом.
Кен уверял Мэри:
— Мадам, если этот мсье Оглеторп хотя бы наполовину такой сердечный человек, как вы говорите, я смогу его убедить все бросить, приехать в Лондон и спасти вашего мужа и несчастную Шеннон!
Мэри Кастелл поцеловала ему руку. Она рассказала, как найти поместье Вестброк, где жил Оглеторп.
— Хорошо! — сказал Гудрич. — Собирайте ребятишек и следуйте за этим юным мужчиной!
Филипп спросил:
— Но как вы доберетесь до Суррея?
Кен Гудрич улыбнулся:
— Если понадобится, то ползком!
В «Красном мундире» Марсия Гудрич радушно приняла семью Кастелла. Ребекка тоже проявляла заботу о малышах.
Филипп вместе с Мэри Кастелл вернулся на Флит-лейн и издали показал ей на зарешеченное окошко на уровне земли, за которым томились двое заключенных.
— Цистерна высотой в двенадцать метров.
— Но как же он добирается до решетки?
— Я даже не решаюсь думать об этом.
Мэри Кастелл хотела броситься к окошку, но Филипп удержал ее.
— Стражники, охраняющие ворота, стоят слишком близко. Если кто-нибудь задерживается около решетки, они, заподозрив неладное, вмешиваются. Надо действовать утром, при смене стражников. Я хожу туда каждый день. Еще одна ночь ожидания, и я обещаю вам, что вы увидите и услышите своего мужа!
На следующее утро Филипп сначала подошел к окошку один, чтобы удостовериться, что архитектор добрался до решетки.
Он присел на корточки:
— Мсье Кастелл? Мсье Кастелл?
Никакого ответа.
Филипп удалился.
— Его еще там нет, — сказал он Мэри Кастелл. — Он должен был услышать мой голос. Подождем немного. Через пять минут Филипп повторил попытку.
«Глаз Каина» по-прежнему оставался темным и молчаливым.
Филипп подходил к окошку много раз. За это время улица стала многолюдной.
— Сегодня придется уйти ни с чем.
— Нет!
— Мы придем завтра. Поверьте мне, не стоит искушать дьявола… Только подумайте, что будет, если стражники обнаружат, что мсье Кастеллу удалось связаться с внешним миром!
На следующее утро Филипп вновь слился с землей на Флит-лейн.
Никого.
— Мсье Кастелл! Я здесь вместе с вашей женой Мэри! Если вы меня слышите, мсье Кастелл, дайте знать!
Филипп несколько раз повторял свои отчаянные призывы.
— Ничего не понимаю! — сказал Филипп.
— С ним что-то случилось!
— Если он не может подняться к нам, мы можем еще раз попытаться с ним связаться.
— Как?
— Написать ему. По крайней мере, дать знать, что мсье Оглеторп спешит во Флит.
Послание было написано на клочке бумаги, которую Филипп обвязал вокруг небольшого камешка.
— Я брошу его завтра.
— Нет, сегодня! Немедленно!
Мэри Кастелл была в такой степени отчаяния, что не могла смириться.
Стоял холодный, дождливый день. На улице было меньше народу, чем обычно, так что стражникам Флит, стоявшим метрах в пятидесяти, была очень хорошо видна решетка.
Филипп решил пойти вдоль реки. Оказавшись на уровне «глаза Каина», он бросил камень. Камень покатился, подпрыгивая на неровной мостовой, закрутился и застрял между двумя прутьями.
— Что за чертовщина! Если я пойду опять, меня заподозрят.
— Вода рекой течет! Она смоет чернила на записке! Пойду я!
И Мэри Кастелл буквально сорвалась с места. Филипп даже не успел ей возразить. Дойдя до окошка, она сделала вид, будто вывихнула щиколотку, поскользнувшись на мокрой мостовой, оперлась плечом о стену и резким движением каблука толкнула камень. Он тут же исчез в застенке.
Камень полетел, стукнулся о противоположную стену, перевернулся в воздухе и упал с двенадцатиметровой высоты, приземлившись с глухим стуком.
На земле камень описал круг и остановился.
Застенок был пуст, а дверь широко распахнута.
Три дня назад кожевник из Саутворка, некий Плюмбтурд, пришел к Бэмбриджу:
— Мне не хватает дерьма, чтобы дубить кожи, — сказал он. — Не могли бы мы как-нибудь договориться?
Удивившись и вместе с тем обрадовавшись, управляющий с готовностью согласился обменять экскременты узников на звонкую монету.
Вот по какой причине узники, которым была поручена эта работа, посетили камеры Флит, в том числе и цистерну башню, чтобы впервые выгрести оттуда экскременты.
— Удача слепа, утверждает поговорка, я же скажу, что она не пахнет! — веселился Бэмбридж.
Вот так стало известно о попытке архитектора выбраться из застенков. На следующий день стражники обнаружили записку Филиппа и Мэри Кастелл, обвязанную вокруг камня, и передали ее Бэмбриджу, так что управляющий ждал скорого визита Джеймса Оглеторпа.
— Как хорошо, что я им позволил проделать все это!
Бэмбридж вызвал в тюрьму своего друга Роберта Корбета.
Привратник тюремных границ владел сдвоенным домом. Дом служил не только бакалейной лавкой и бюветом, но и местом предварительного заключения должников, а также жильем для узников.
— У тебя по-прежнему живет больной оспой, о котором ты мне говорил? — спросил Бэмбридж. — Мне надо поселить к тебе двух жильцов.
— Рядом с больным? — удивился привратник.