Эти мысли, судя по всему, были просто написаны на лице Патрисии. Брату не составило большого труда догадаться, о чем сейчас думала сестра. Выражение ее лица было более чем красноречиво.
— Я всегда считала, что знаю тебя, — сказала Патрисия. — Но признаюсь, на этот раз ты сумел меня удивить.
Хулио пошел на кухню приготовить выпить. Несколько глотков чего-нибудь крепкого были ему сейчас просто необходимы. Как, впрочем, и Патрисии.
Глаза сестры просто сверлили его, пока он раскладывал лед по бокалам. Больше всего на свете Хулио не любил оправдываться. В данной ситуации ему требовалась хорошо разработанная линия защиты. К сожалению, Патрисия застала его врасплох. Он не успел подготовиться.
Брат сел рядом с сестрой и стал рассказывать ей все с самого начала. Он поведал об этой семье, показавшейся ему просто образцовой, упомянул и о том, как постепенно узнал, что и в этом тихом омуте водится немало чертей. В роскошном, со вкусом обставленном доме имелись свои тайны. По ночам здесь звучали какие-то голоса, появлялись кошмарные рисунки, дыры в стенах. Наконец дошла очередь и до той страшной и омерзительной тайны, которая в конце концов и разрушила столь добропорядочную семью.
Патрисия всегда очень чутко реагировала на все, что так или иначе касалось семейного насилия и развратных действий в отношении детей. Она внимательно выслушала Хулио и не стала расспрашивать его о подробностях, о которых он предусмотрительно умолчал.
Сестра практически не курила, но на этот раз не сдержалась и попросила у брата сигарету.
— Ну вот, теперь ты тоже все знаешь, — мрачно сказал он. — Сама понимаешь, в такой ситуации я не могу бросить дело на полпути. Я должен помочь Кораль выбраться из этого чудовищного положения, потому что чувствую себя ответственным за эту женщину и за ее детей.
Патрисия вздохнула и задумчиво потушила окурок в пепельнице, стоявшей на столе.
— Значит, они расстались, а ты тут как тут — оказался в нужное время в нужном месте. Не слишком ли удачное для тебя совпадение?
Хулио даже обиделся на сестру за эти слова.
— Это ты к чему клонишь? Я вовсе ничего такого и не собирался делать. Неужели ты думаешь, что я все это сам подстроил? Слушай, ну за кого ты меня принимаешь? Разве я когда-нибудь был циником?
— Ты, конечно, можешь жить так, как считаешь нужным, дело твое. Но не забывай, что ты все равно не перестанешь быть моим братом. Так что я тоже вправе переживать за тебя и желать тебе добра. Я еще не забыла, как ты мучился, когда вы расстались в прошлый раз. Хулио, эта женщина приносит тебе несчастье. Ты опять наступаешь на те же самые грабли.
Омедас промолчал, но при этом осуждающе покачал головой.
— Кроме того, я уже и так замечаю, что ты просто сам не свой, — продолжала сестра.
— Ерунда. Каким я был, таким и остался.
— Неправда. Сам посмотри! Мне пришлось прийти сюда и застать тебя врасплох, чтобы ты сподобился объяснить, что происходит. Вообще-то я полагала, что мы друг другу доверяем, а теперь вижу, что твое поведение просто выходит за всякие рамки.
— Я прекрасно понимаю, что ты, мягко говоря, не одобряешь эти отношения. А мне, если честно, не хочется постоянно чувствовать себя виноватым.
— Я не собираюсь лезть в твою жизнь, но хочу, чтобы ты мне все-таки чуть больше доверял, хотя бы в самых важных делах и вопросах. Ты поступаешь достаточно рискованно, и я…
— Я рискую своей жизнью, как ты только что сама сказала.
— Между прочим, меня эта часть твоей жизни тоже в какой-то мере касается. Посмотри на Лауру и Николаса. Скажешь, они подружились? Так я тебе отвечу. Они не просто подружились. Их отношения стали уже немного другими. Честно говоря, я считаю, что имею право знать, с кем общается моя дочь.
— Я тоже заметил, что Лауре он, наверное, нравится.
— Нравится, говоришь? Да она в него по уши влюблена!
— Девчонка сама тебе так сказала?
— Об этом и говорить не нужно. Неужели ты думаешь, что я, как мать, не почувствую, если моя дочь влюбилась? — Патрисия немного помолчала и сказала уже спокойнее: — Хулио, по правде говоря, я волнуюсь. Не нравится мне этот парень. Ты можешь хоть немного меня успокоить?
— Я тебя уверяю, Лаура знает, что делает. Она ведь уже не ребенок.
— Тоже мне, нашел чем успокоить.
— Но что я тебе могу сказать?
— Ты вообще никогда ничего не говорил мне об этом мальчишке. Ты с ним занимаешься и, наверное, хорошо его знаешь.
— Я уже рассказал тебе, через что ему пришлось пройти.
— Ты говорил мне о его отце, а не о нем самом.
— Слушай, перестань относиться к Лауре как к маленькой девочке. Я тебе говорю, она сама разберется в своих чувствах и отношениях. Неужели ты пришла, чтобы посплетничать о первой влюбленности своей дочери?
Патрисия встала из-за стола и прошлась по гостиной. Затем она взяла сумку и собралась уходить. Сестра понимала, что разговор все равно не клеится и выяснить у брата что-нибудь полезное и важное ей сегодня не удастся.
— Пойми, Хулио, я не вижу ничего плохого в том, что ты помогаешь этой семье. Я просто волнуюсь, потому что не понимаю, как далеко ты можешь зайти. Ума не приложу, что ты затеял и что тебе на самом деле от них нужно.
Хулио проводил сестру до дверей.
— Поверь, я не ищу в этой ситуации никаких преимуществ, благ для себя лично. Я тебе уже сказал все, что хотел. Я просто чувствую свою ответственность перед ними, не могу бросить Кораль в таком положении. Так уж получилось, что мы оба оказались в этом замешаны.
Патрисия в течение нескольких секунд держала паузу, затем, уже шагнув к двери, повернулась и сказала с явным упреком и с иронией в голосе:
— Как трогательно.
На столе, рядом с компьютером Хулио, Кораль обнаружила с десяток распечатанных страничек, скачанных Николасом из Интернета. Мальчику было интересно все, что так или иначе касалось картины, репродукция которой висела в квартире Омедаса. Она села в кресло и перелистала страницы, до того лежавшие рядом с принтером. Матери было любопытно, что же так заинтересовало ее сына, и на некоторое время она с головой погрузилась в истории и легенды, так или иначе связанные с шахматистами, изображенными в углу картины.
Та встреча действительно попала в шахматные анналы как первый международный турнир признанных мастеров. Каждый его участник прибыл из своей страны, где считался непревзойденным мастером этой игры. Шахматисты оспаривали поистине роскошный приз — титул королевского посла на Сицилии с ежегодным жалованьем в пятьсот крон.
Для Руя Лопеса это был еще и матч-реванш, о котором он мечтал долгие годы, с тех самых пор, как Джованни Леонардо выиграл у него в юности. Они встречались за доской еще раз. Дело было в Риме, и победил тогда испанец. Но беда заключалась в том, что та партия не была засчитана в качестве официальной. Кроме них в этом мероприятии собирался участвовать и Паоло Бои, старый друг и вечный соперник Леонардо. Турнир, организованный королем при своем дворе, стал сведением счетов трех великих шахматистов. Дело закончилось победой Леонардо и окончательным унижением Руя Лопеса, с тех пор игравшего только в стенах собственного дома и не участвовавшего ни в каких публичных поединках.