— Приятно было познакомиться, мистер Вестон!
— Что? — отозвался мужчина, все еще в некотором ступоре от увиденного. — Ах да, и мне тоже, сынок.
Он помахал мне и повел мистера Пиктона и Сайруса в дом. Лишь только они вошли, я рванул что было сил, и бежал, пока ферма не скрылась из виду, и можно было наконец прикурить сигаретку.
Не пройдя и полдороги до города, я начал просто диву даваться, какой безумной была идея прогуляться пешком три-четыре мили в одиночку по этим тенистым деревенским дорогам. Солнце уже едва не цеплялось за верхушки деревьев, но странные суетливые звуки, доносящиеся из этих лесов, тревожили бы и в самый разгар дня. Так что по прибытии на окраину Боллстон-Спа меня посетила странная смесь облегчения и разочарования от возвращения в «цивилизацию». Я быстро зашагал по Чарлтон-стрит, как и Мальта-авеню, получившей свое имя от названия города, куда она в итоге вела. Вскоре я снова оказался среди ферм и лесов, направляясь на юго-запад, через местность еще более безлюдную, чем участки к востоку от Боллстон-Спа. Пройти надо было почти две мили, и я намеревался наслаждаться путешествием и не дать страху вновь меня окутать; но, должен признаться, уханья одной-единственной совы мне хватило, чтобы сменить быструю ходьбу на непрерывный бег, а когда я наконец расслышал вдалеке знакомые человеческие голоса, то был уже до того взвинчен, что внезапно разулыбался и почувствовал, как глаза наполняют слезы облегчения.
Впрочем, дом старика Хатча, когда я наконец до него добрался, одним своим видом вернул мне дрожь того одинокого страха, и я вновь задумался — может, и впрямь лучше было б остаться на ферме у Вестонов? Снаружи на стенах старого двухэтажного здания совсем не было краски, лишь темная дранка, коя со временем приобрела черновато-коричневый оттенок, отчего казалось, будто весь дом когда-то был охвачен огнем, но при этом не разрушился. Высокие одичавшие заросли живой изгороди росли по обе стороны разбитых окон нижнего этажа. На заднем дворе маячил здоровенный мертвый дуб, под которым за ржавой железной оградкой расположилось несколько старых обветшалых надгробий. Передний же двор попросту превратился в сенокосный участок, и рушащийся сарай едва удавалось разглядеть за возникшей перед ним порослью молодых кленов и ползучими лозами. Из передней двери на землю вываливались какие-то признаки жизни — разбитые бутылки, ржавые жестянки, пожелтевшие ночные горшки и умывальники — но все это было раскидано так, что становилось ясно: дом превратился в излюбленное место здешней детворы в буйном настроении. Заднюю часть двора занимал большой прямоугольный участок, когда-то, очевидно, бывший садом: кусты, сорная трава и само время быстренько разделались с некогда окружавшим его забором. А за этим последним следом человеческих усилий начиналась кромка леса, прилагающего все усилия прокрасться обратно и вновь завладеть местностью.
Я помнил слова мистера Пиктона: колодец ниже за садом; поэтому начал продираться через разросшуюся траву и кустарник переднего двора и наконец добрался до вершины высокого взгорка на границе леса. Остальных я так и не видел, зато уже слышал, так что сложил руки чашечкой и крикнул:
— Детектив-сержанты? Мистер Мур?
— Стиви? — донесся ответ мистера Мура. — Мы тут, внизу!
— Где — «тут»?
— Держись левее по склону, когда будешь спускаться! — отозвался он. — Мы прямо за соснами!
Я начал было следовать сей инструкции, но тут снова раздался голос мистера Мура:
— Ох, чёрт подери, Люциус, да мне плевать, что это за вид сосен!
Примерно на полпути вниз я действительно узрел мистера Мура и Маркуса, стоящих без сюртуков над развороченной грудой тяжелых камней, в центре которой была дыра, и достаточно большая, чтобы мог пробраться человек. Деревянная крышка от этой дыры лежала сбоку от камней. Поперек дыры мистер Мур с Маркусом поместили крепкий сук и медленно вытягивали наверх, к устью, толстую веревку. По звукам, эхом долетающим из черноты внизу, я сообразил, что в колодце находился Люциус.
— Ох! — орал он. — Поаккуратней там, черт вас возьми!
— Хоть раз в жизни прекрати скулеж, а? — отвечал Маркус.
— Скулеж? — не унимался Люциус. — Нет, вы полюбуйтесь! Я здесь, в этой жиже, подвергаюсь одному богу известно какой заразе!..
Когда я добрался до них, в отверстии показалась макушка лысеющей головы Люциуса. Я схватился за веревку вместе с мистером Муром и Маркусом, и лишь только Люциуса вытянули, он опрокинулся на землю, чтобы перевести дыхание.
В руках он баюкал старый сверток из грубой бумаги.
— Это он? — спросил я. — Тот револьвер?
— Это просто револьвер, — отозвался Маркус, начав сворачивать веревку. — Еще мы сняли с подводы куски, в которых могли застрять пули, — переднюю стенку кузова и скамью возницы.
Я кивнул, потом огляделся и понял, что кого-то нет.
— А где мисс Говард?
— Уехала на экипаже обратно в город, — сказал мистер Мур. — Захотела найти эту Райт — домоправительницу Хатчей — и задать ей пару вопросов. А что там на ферме у Вестонов? Как все прошло? Кстати, сигаретки не будет, Стиви?
Вздохнув на этом вопросе (он всегда задавал его, хотя отлично знал ответ), я достал пачку и вручил ему сигарету, потом предложил и Маркусу.
— Может, дым отпугнет эту мошкару, — кивнул Маркус, отмахиваясь от крошечных насекомых, начавших уже роиться вокруг наших вспотевших голов. Он прикурил от моей спички и выдохнул большой клуб дыма, который, похоже, отогнал часть мошек. — Доктор познакомился с девочкой?
Я быстро кивнул:
— Все прошло хорошо — думается мне, мистер Пиктон удивился, насколько хорошо. И пяти минут не прошло, как девочка взяла доктора за руку.
— Хм-м, — неопределенно протянул мистер Мур с сигаретой. — Все же держаться за руки и разговаривать — вещи разные. Есть ли признаки того, что состояние ее психологическое, а не физическое?
— Ну, она тихо мычит, — сообщил я. — А еще она может смеяться — ну, или что-то вроде.
Маркуса сведения сии, похоже, приободрили.
— Но это же решающий факт — по крайней мере, мне так кажется. — Он обернулся к брату, который до сих пор отдыхал на земле. — Что скажешь, Люциус?
— Что ж, — медленно проговорил Люциус, садясь, — мычание и смех свидетельствуют против физической травмы или какой-то иной патологии, сделавшей ее неспособной разговаривать. Если, разумеется, пуля не задела никаких органов гортани, связанных с речью. Согласно отчету доктора Лоуренса, мозговые повреждения точно отсутствуют, а они и могли бы стать той самой обычной физической причиной немоты, о которой тогда говорилось.
— Выходит, если это не физическая патология или травма, — заметил Маркус, — она психологического свойства.
— А если она психологическая, — вступил мистер Мур, — есть неплохие шансы, что Крайцлер ее преодолеет.