И голодный писатель, благословляя Луначарского, отправился к себе в нетопленную квартиру и там состряпал чудовищное блюдо из бумажных книжонок типа «Роберт-Дьявол», «Марко — благородный разбойник» (бульварное чтиво, продаваемое за пять коп. на рынке) и энциклопедической статьи из почтенного «Брокгауза».
И пролетариат с удовольствием употребил это блюдо.
А писатель спас свою семью…
Поэтому Харузин не переставал уважать книжку «Ауто-да-фе».
Содержание ее было таким. Жил-был человек (в средние века), он встретил девушку — крещеную еврейку — и полюбил ее. А она его — нет. Тогда он с горя пошел в инквизиторы, а она — в колдуньи. Чтобы завоевать сердце девушки (любовь по-прежнему мучила героя), находчивый инквизитор посадил ее в тюрьму и стал пытать. Но она по-прежнему его отвергала. Тогда он (пылая страстью) отправил ее на костер, где она и сгорела. Он тоже умер.
Длинные диалоги, в которых персонажи анализируют свои чувства, перемежались выписками из энциклопедии, которые носили откровенно справочный характер.
В детстве Харузин — доверчивый и сентиментальный, как и те пролетарии, которые покупали за 5 коп. «Роберта-Дьявола», — естественно, поливал слезами диалоги. Оказавшись в Севилье шестнадцатого века, в компании с взаправдашним инквизитором, он усилием воли оживил в памяти справочные фрагменты книжки.
В какой-то мере это помогло ему ориентироваться в ситуации. Никогда ведь не знаешь, какие сведения могут тебе понадобиться!
Соледад и ее воспитатель были отправлены в тюрьму. Это была так называемая «секретная» тюрьма инквизиционного трибунала; она размещалась в башне, одиноко стоящей посреди города — как напоминание о древней крепости, когда-то окружавшей центр Севильи. Харузин вместе с Флором и Натальей сопровождал Тенебрикуса и получил возможность зайти внутрь тюрьмы.
Обычно резкий переход от пыли, всепроникающего солнца и жары к прохладе и полумраку воспринимался как нечто благое, но только не здесь. Когда тяжелая, обитая железом дверь со скрежетом закрылась за вошедшими, по спине у Харузина пробежали отвратительные мурашки. Наталья сжала губы. Теперь она была важная дама — замужняя женщина и мать, но «темный эльф» все еще шевелился в ее памяти и время от времени давал о себе знать.
Тенебрикус неожиданно заговорил с ней.
Гвэрлум вздрогнула, когда тихий, вкрадчивый голос зазвучал прямо у нее в ухе:
— Ведь ты, госпожа, хорошо знаешь, что такое женщина, не боящаяся дьявола…
Гвэрлум чуть раздула ноздри.
— Может быть, — сказала она. — Что вы от меня хотите?
— Мы взяли тебя как человека сведущего, — сказал Тенебрикус. — Мы, мужчины, имеющие дело с колдуньями и еретичками, изучили все их хитрости и реакции. Но я — не просто инквизитор. Я не только разыскиваю виновных в преступлениях против Бога. Я должен уметь забраться в любую шкуру.
— Я должна помочь ему? — спросила Гвэрлум, обернувшись к мужу. И добавила с показным смирением: — Как благословите.
— Наташенька, это ведь очень опасное дело, — сказал Флор.
Наталья сперва не поняла, что он имеет в виду.
— Опасно — что? Опасно идти с господином Тенебрикусом и этими людьми? Мне отказаться?
Она вдруг поняла, что отказ был бы для нее предпочтительнее. Наигралась в эти игры, довольно! Хочется «покоя и воли».
Но прошлое — такая штука, вцепится и не отпустит. И как ни отлепляй его от себя, все равно какое-нибудь пятнышко да останется. Назвалась темным эльфом — полезай в кузов, да смотри, обратно не запросись!
— Я не хочу идти, — сказала Наташа. — Я не хочу ему помогать.
— Опасное дело, — повторил Флор и пояснил: — Нас с тобой для того и призвали, чтобы мы помогли. Нельзя этих людей и эти книги оставлять на свободе. Эта Соледад что-то знает. Ты должна помочь Ордену Белого Меча раскрыть все ее секреты. Понимаешь? Все.
Наталья опустила голову. До нее вдруг дошло: присутствие самого Флора было необходимо только для того, чтобы обеспечить плавание. Главная фигура сейчас — она сама. До конца понять женщину, как считают все эти облеченные властью, сильные и образованные мужчины, в состоянии только женщина. При том — такая, которая сама прошла бы подобный искус.
Гвэрлум вздохнула. Спасать мир — старое, доброе, почтенное занятие для «приключенца». Только во время игрового модуля это все просто и любопытно (бросил кубик и подсчитывай очки, сколько выпало и хватит ли тебе «силы», чтобы уничтожить опасный артефакт, или же опасный артефакт с удовольствием уничтожит тебя). В жизни все оказалось муторно и неприятно.
— Я хочу осмотреть тюрьму, — сказала Наталья.
— Это легко устроить, — молвил Тенебрикус и заговорил с инквизитором Санчесом.
Тот сперва возмущенно пыхтел, качал головой и краснел. Пот катился с него градом. В прохладном полуподвальном помещении кордегардии толстяку сразу стало холодно. Он непрерывно обтирался платком и покашливал.
Наконец Тенебрикус явно взял верх. Санчес нехотя распорядился, и один из стражников надвинулся на Гвэрлум.
— Идемте, — сказал Тенебрикус, поманив ее пальцем.
Она еще раз оглянулась на мужа и пошла. Флор с Харузиным остались ждать.
Наташа ожидала увидеть мрачные сырые застенки с текущей по желобкам вдоль стен жидкой грязью вперемешку со старой кровью, вырванными волосами и выбитыми зубами. Но в тюрьме было относительно чисто. И начиная со второго этажа — сухо. Кое-где в камерах имелись окна. Тюрьма не была переполнена несчастными, стонущими после пыток; но человек пятнадцать в ней находилось. В окошечко в двери Гвэрлум видела, что иные из них читают или вырезают из дерева.
— Здесь не так уж ужасно, — сказала она, обращаясь к Тенебрикусу. — Там, где я побывала… гхм… по ложному обвинению… там гораздо хуже.
— Ты уверена в том, что обвинение было ложным? — спросил ее Тенебрикус. Его странные глаза вдруг вспыхнули желтоватым светом и тотчас погасли.
— В какой-то мере оно было истинным, — признала Наталья. — Но это строго между нами. Я действительно не хотела убивать того человека. Он мне очень нравился. Просто… если бы я не верила разным ведуньям, никакой беды бы не случилось. А я мечтала ему помочь. Исцелить его, понимаете? Он умер только потому, что я его лечила. Меня обманули!
— Так в чем твоя вина? — спросил Тенебрикус. И тихо засмеялся: — Я просто хочу уточнить.
— Я поспешила… Я доверилась целительнице… Знаете, сударь (она так и не решила для себя, как обращаться к Тенебрикусу, — не по имени же!), я раньше думала, что в идее единения человека с природой нет ничего дурного. Что это — как прививка от всякого зла. Если природное — значит, хорошее. Ну, натуральное. Своя рубашка ближе к телу и так далее. Всякие там народные рецепты…
— Это была твоя ошибка? — спросил Тенебрикус.
— Да. Думаю, да. Почему вы спрашиваете об этом сейчас?