— Точно! — воскликнул Тиокан. — А теперь ответь мне, умница: как, по-твоему, выполнили Таваци завет Джурича Морана?
— Нет, — сказала Деянира. — Однозначно, нет.
— Они начали переделывать узор по своему усмотрению, — кивнул Тиокан. — Хранители уставов пытались отслеживать любые вмешательства, но далеко не всегда им это удавалось. Известно, например, что девушка из семьи Таваци влюбилась в парня из семьи Гампилов, и мать этой девушки, дабы пресечь всякие попытки ввести в их дом презренного Гампила, попросту изобразила кое-что на гобелене. Ей не составило труда пробраться к сундуку, где заперто было семейное сокровище, вытащить гобелен и внести туда изменение.
— А что она изобразила? Ведь картина на гобелене касалась лишь пиратского набега.
— Она приделала сбоку еще одну сценку. Изобразила Гампила со стрелой в груди. И как следствие — ухажер ее дочери попросту не родился на свет. Эта ветвь Гампилов пресеклась.
— Но ведь это… убийство! — воскликнула Деянира.
— Строго говоря, нет, — возразил Тиокан. — Обычное вмешательство в реальность. По большому счету куда более серьезное преступление, чем убийство. До сих пор, впрочем, изменения прошлого касались только частностей и мелочей. То выяснялось, что Таваци страшно разбогатели, потому что убили пирата и сняли с трупа огромное количество золотых украшений. То всем становилось известен подвиг очередного героического Таваци, бившегося с врагами. То увеличивалось число их детей и, соответственно, все больше потомков Таваци заполоняло Гоэбихон. Все это, конечно, создает досадные помехи, но… — Тиокан заморгал и устало потянулся. — Словом, все это терпимо. Вполне терпимо. В конце концов, лично мне тоже все равно, кто главенствует в городе и гильдиях. Таваци и Гампилы стоят друг друга… Принеси вина.
Деянира потянулась за кувшином.
— Там закончилось.
— Ну так сходи и купи!
Она вышла, ни словом не возразив. Она даже денег не потребовала. Купила на свои.
Тиокан и не вздумал благодарить. Выхлебал сразу пол-кувшина и размяк.
— Хитрая. Ты крепкое купила. Чтобы я выболтал тебе все секреты, да?
— Просто оно еще не разбавленное.
— По-твоему, слуги разбавляют мое вино? — Он нахмурился. — Это ты хотела сказать?
— Уже сказала. Вы пили разбавленное, а это — чистое.
— Ясно. Ясно. Ты все примечаешь, а?
— Это моя работа, — сказала Деянира. — Я хозяйка. И хорошая хозяйка, смею заверить.
— Мастер Дахатан уже пробовал жениться на тебе?
Деянира пожала плечами.
— Откажи ему! — посоветовал Тиокан. — Не соглашайся.
— Хорошо, — кивнула она. — Впрочем, я же не люблю его. Вряд ли когда-нибудь я соглашусь жить с нелюбимым.
— Ты плохо знаешь женщин, дорогая, — заволновался Тиокан. — Женщина, скорее, согласится на брак с тем, кого она не любит, нежели на брак с тем, кто не любит ее. Так уж они устроены.
— Стало быть, у Дахатана есть шанс?
— Это я и говорю.
— Я все равно ему откажу, — обещала Деянира.
— Умница, — Тиокан сразу успокоился. — Я называл тебя тупицей, но ты умница. Всегда об этом помни. Даже когда я снова назову тебя тупицей.
— Я так и считала.
— Что ты считала? — Он посмотрел на нее с подозрением.
— Что на самом деле я — умница.
— Самонадеянная дурочка. Ладно, слушай дальше. Итак, злоупотребления Таваци были поначалу незначительными… А потом случилось нечто. НЕЧТО, — повторил он с нажимом и молча уставился Деянире в глаза.
— Я должна спросить страшным шепотом: А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? — осведомилась она.
— Да.
— А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? — прошептала Деянира.
Тиокана передернуло.
— Брр! У меня мурашки по коже! Здорово ты пугаешь. Ладно, отвечу. Ты и так уже все знаешь. Все, кроме последнего. ГОБЕЛЕН ИСЧЕЗ.
— Как это?
— Кто-то выкрал его. Вот как, — Тиокан схватил кувшин и принялся жадно хлебать. — Вот так взял и выкрал. У кого теперь находится гобелен, какие перемены нам грозят в ближайшем будущем, — ничего не известно. А самое ужасное, Деянира, — мы ведь даже подозревать не будем о том, что какие-то перемены с нами уже произошли. Завтра меня или кого-то из Таваци — или даже всех Таваци — может не оказаться в Гоэбихоне. И никто не обратит на это внимания. Идеальное преступление, понимаешь? И вот здесь таится вторая причина, по которой я все тебе рассказал. Ты в городе чужая.
— Кажется, это была первая причина, — напомнила Деянира.
— Да, но смысл твоей чуждости в данном случае другой, — объяснил Тиокан. — Раз ты чужая, значит, твоих предков здесь не было… И, следовательно, никакая перемена, внесенная в картину гобелена, не сможет повредить тебе. Ты какой была, такой и останешься. Твоя память сохранится в неприкосновенности. Ты никогда не забудешь того, что сообщил тебе я.
— Хорошо, — кивнула Деянира. — Так какова моя задача?
— Найти гобелен и уничтожить его, — сурово молвил Тиокан. Он далее стал казаться выше ростом. — Найти и уничтожить. Какой бы горькой ни была правда о Таваци, она и только она должна существовать в реальности. Те, кто родился на самом деле, достойны жить и давать потомство. Те, кто был убит при штурме, — да будут убиты при штурме. Словом, пусть все произойдет так, как происходило! Это справедливо.
— Наверное, да, — кивнула Деянира.
— Не вижу уверенности! — возмутился Тиокан. — Никогда не сомневайся в своей правоте, тогда и рука у тебя не дрогнет. Как все дары Морана Джурича, этот гобелен создавался в расчете на добрых, умных и терпеливых людей, которым не требуется лишнее и которые довольствуются тем, что им подарено. И как все подобные дары, гобелен спровоцировал жадных, невежественных, чванливых, недалеких людей на безответственные действия. Следствие? Очередная бездонная дыра в пространстве-времени. Очередной смертельно опасный артефакт!
— Я найду его и уничтожу, — обещала Деянира. Она торжественно пожала руку хранителю уставов. — И ничто на свете меня не остановит!