Но Нитирэн одолел минутную слабость и даже прорычал что-то бодрое с набитым ртом.
Эхуван проглотил последний кусок. Он вцепился в свои рыжие волосы и встряхнул их в знак своей первой победы. Нитирэн только презрительно рассмеялся, показывая своим сторонникам, что не считает выигрыш в первом состязании чем-то значительным.
Вновь загудел барабан, и претендентам принесли оружие — тяжелые, окованные железом палицы. С набитыми животами, страдающие от жажды, они вступили в сражение.
Первым атаковал Эхуван, и Авденаго не столько понял, сколько почувствовал: со стороны рыжеволосого это было ошибкой. Эхуван высоко задрал палицу в небо, прочертил ею круг над головой и обрушил на плечи противника. Нитирэн не успел полностью уклониться и уйти из-под удара, так что оружие врага задело его плечо и оставило на смуглой коже глубокие ссадины. Зато Эхуван, сделав далекий выпад вперед, на время утратил устойчивость и, пока он выпрямлялся и снова утверждался на обеих ногах, Нитирэн успел ткнуть его в живот.
Эхуван залился густой зеленой краской. Из его горла вырвалось громкое бульканье. Он закашлялся и, почти теряя сознание, сплюнул.
Нитирэн ждал, пока его соперник придет в себя. Очевидно, в подобной ситуации не бить противника, покуда он беспомощен, считалось верхом благородства, потому что в толпе зрителей раздалось одобрительное гудение. Выражать свои чувства громкими криками собравшиеся считали пока что неуместным, но сдержанный гул могли себе позволить.
Авденаго старался сохранять невозмутимый вид и только присоединил к общему голосу собственный — осторожно загудел, не разжимая губ.
Наконец Эхуван выпрямился. Он стукнул себя в грудь и гулко хохотнул, показывая, что полон сил и готов продолжать сражение. Вот тут-то Нитирэн и огрел его по голове.
Кровь потекла из рассеченной кожи. Она была почти не заметна среди рыжих волос. Ее густые капли повисали на концах прядей, как украшения.
Выражая презрение к более слабому противнику, Нитирэн повернулся к Эхувану спиной. Авденаго хорошо видел лицо своего патрона: оно было сосредоточенным, до странного тихим, как будто Нитирэн полностью погрузился в свой внутренний, тайный мир. Золотые зрачки застыли в неподвижности, орлиный нос едва заметно раздувался.
И вдруг Авденаго понял: Нитирэн ждет удара между лопаток. Могучий тролль не сомневается в том, что сейчас рыжеволосый попытается взять реванш. Бить в спину — в тех случаях, когда соперник сам подставляется под удар, — очевидно, во время подобных поединков не считалось чем-то зазорным.
Нитирэн знает. Он готовится выдержать боль.
Он считает ниже своего достоинства выиграть бой на палицах, не получив ни одного достаточно сильного удара. Что чести в том, чтобы уложить противника с раной на голове?
Эхуван широко раскрыл рот. Горло рыжеволосого тролля задрожало, оттуда вырвался клекот. Раздувая грудь, Эхуван заревел и вскинул палицу.
Авденаго подумал, что от такого удара голова Нитирэна расколется пополам или позвоночник переломится, но ничего подобного не произошло. Угадав и силу, и направление удара, нацеленного ему в спину, Нитирэн в самое последнее мгновение подался вперед, и атака Эхувана оказалась почти бесполезной.
Правда, железные шипы палицы все-таки разорвали кожу между лопатками Нитирэна. Теперь и черноволосый тролль украсил свое тело извивающимися потеками крови. Красные узоры расползались по ложбинам между рельефными мышцами Нитирэна.
Повинуясь внутреннему импульсу, противники резко развернулись навстречу друг другу, и их палицы столкнулись в воздухе. Авденаго никогда бы не предположил, что подобное возможно, но одна из палиц с адским треском раскололась пополам. Обе половины — каждая с железной оковкой — упали на землю, и только тогда Авденаго понял, что то была палица Нитирэна.
Черноволосый тролль отскочил назад, пробежал вокруг барабана, уворачиваясь от ударов погнавшегося за ним Эхувана, а затем исключительно ловко наклонился и подобрал половинки. Держа их в обеих руках, он развернулся к своему сопернику. Длинные черные пряди взметнулись и не успели еще опасть, когда Нитирэн, спокойный, немного хмурый, нанес Эхувану последний удар — справа и слева одновременно. Эхуван покачнулся и рухнул на колени, а потом повалился лицом вперед.
Нитирэн поставил ногу ему на шею и постоял так несколько секунд. Затем отошел и бросил оружие.
Загудел барабан, заревели трубы, зрители, уже не сдерживая чувств, принялись вопить на все лады. Кто-то рвал на себе волосы и одежду, топал ногами, бросался пылью и мусором, в кровь разбивал кулаки о камни. Другие хохотали и весело тягали себя и соседей за уши и за ноздри (что считалось довольно интимной лаской, дозволенной, впрочем, среди близких друзей или соратников в минуты сильного ликования).
Нитирэн с видом полного безразличия опустился на корточки. Он ждал, пока Эхуван поднимется на ноги и сможет достойно принять свое поражение во втором поединке.
Эхуван зашевелился на земле нескоро. Он встал на четвереньки, потряс головой, несколько раз плюнул, потом зачерпнул ладонью пыль и сунул в рот полную горсть.
Нитирэн встал. Обломки палицы валялись на земле у него под ногами.
Гул барабана и рев труб возвестили начало последней части поединка. Согласно обычаю, побежденный везет победителя на себе до храма Комоти, где обоих запирают на ночь. Кроме того, претенденты имеют право взять по собственному выбору нескольких наблюдателей.
Авденаго с интересом смотрел, как вздымаются трубы для возглашения финальной части единоборства. Огромные эти трубы были медными и ослепительно сверкали в лучах заходящего солнца. Их клали на спины стоящих на четвереньках троллей, в то время как сам трубач дул с такой натугой, что его самого придерживали под руки еще двое троллей. Должность носителя трубы считалась почетной, так что стоящие на четвереньках тролли были одеты в меха, разрисованные серебряной краской.
Авденаго никогда в голову не приходило, что сочетание нагой кожи с нанесенными на нее узорами и одежды из звериных шкур может выглядеть так празднично и красиво. Своеобразие мира, в котором он очутился, полностью захватило его. На какое-то время Авденаго погрузился в состояние полуэкстаза-полубреда; ему казалось, что он видит до странного яркий сон, каких ему никогда в прежней жизни не снилось.
И тут Нитирэн повернул голову и указал на Авденаго пальцем.
— Он! — проревел он. Этот властный голос Авденаго расслышал даже сквозь весь тот шум, что царил вокруг. — Он будет моим спутником в ночь Комоти!
Авденаго вздрогнул и застыл, позволяя чувству вселенского счастья медленно заполнить свою душу, всю целиком, до самого края и даже с горкой. Затем он закричал и дернул поводьями.
Этиго очнулся от своего оцепенения. Он напрягся и потянул телегу. Тяжелая телега успела осесть и зарыться колесами в мягкую почву почти на четверть обода. Как ни старался Этиго, он не мог сдвинуть ее с места.