Мама польщенно засмеялась.
— Вот и хорошо. Ты еще будешь кушать, или мне убирать?
* * *
И мама уехала на несколько дней — караулить дачи и увлекательно проводить время в свежесозданном клубе Обеспокоенных Садоводов. Заодно и кольцо в колодце посмотреть. Зимой еще что хорошо — можно заходить на чужие участки и смотреть, как они устроили разные дачные штуки: место для качелей или беседку. Можно найти замерзающую голодную кошку, принести ее домой и осчастливить. Или встретить потерявшегося пса, чистопородного и, несомненно, очень дорогостоящего. И тоже осчастливить.
В общем, возможностей много. У мамы будет, чем занять время.
Авденаго возник во дворе рано утром. Денис едва успел закрыть за мамой дверь, как тролль уже нарисовался на пороге. Оттеснив Дениса плечом, ввалился в квартиру.
— Я мыться, — сообщил он. — От ментов ушел. Может, они и не меня искали. То есть, скорее всего, не меня, но… В подвале отсиделся. Там грязно.
Он скрылся в ванной, а потом оттуда высунулась голая рука и выбросила вещи.
— Постирай, — распорядился Авденаго. — Мне чистое нужно.
— Ну ты наглец, — сказал Денис.
Рука скрылась, в щель между дверью и косяком просунулась физиономия Михи Балашова.
— Если тебе нравится подвальная вонь, пожалуйста. Я ночевал рядом с горой мусора. Под мусоропроводом.
— Я лучше постираю, — сдался Денис.
— Можешь маме оставить, — хихикнул Авденаго, исчезая.
— Маме я такое не оставлю, — проговорил Денис, разглядывая вещи. — Она меня до смерти запытает вопросами: где я был и как ухитрился так испачкаться. «Очень тебя прошу, Денечек, никуда не ходи, сейчас такое тяжелое время».
А тем временем мама ехала себе на дачу, морщила лоб, читала дамский роман в мятой обложке и очень-очень переживала за Нину Анатольевну.
* * *
— С тобой как было, когда ты вернулся? — спросил Денис. Они с Авденаго подходили к дому старухи-процентщицы.
— Никак, — буркнул Авденаго. — Пустая стена и все. Один голый FUCK.
— Ясно. Со мной тоже.
— Я видел, — сказал Авденаго. — Я за тобой подглядывал.
— Следил, что ли?
— На сей раз случайно вышло, — признался Авденаго.
— Теперь понятно, как ты меня нашел, — сказал Денис. — Ты за мной от морановской квартиры шел!
— Угу.
— Следопыт.
— А ты болван, — огрызнулся Авденаго. — Даже не почуял, что за тобой слежка.
— Может, и почуял, только оборачиваться лень было. Тебе понадобилось — ты сам объявился.
— Ладно, — сказал Авденаго примирительно, — а в первый раз ты что помнишь?
— Табличка была на двери. Вроде вагонной. Белая с синими буквами, — начал вспоминать Денис.
— Погоди, — остановил его Авденаго, — какая табличка?
— Ну, как на вагоне, только толстая. «Агентство экстремального туризма».
— Табличка была, между прочим, медная с красивой гравировкой, — произнес Авденаго.
— Нет, белая.
Авденаго показал ему кулак.
— Медная. Я сам ее чистил несколько раз. И полировал особой смесью. Моран очень внимательно следил за тем, чтобы она сверкала. Это, говорит, лицо фирмы. Лицо должно сверкать. А ты, говорит, на такую роль не годишься, потому что у тебя морда кислая.
— Очень умно, — одобрил Денис. — Прямо твой узнаваемый портрет.
— Я к тому, что табличка была медная, — упорно гнул свое тролль.
— Наверное, она меняется, — сказал Денис примирительно. — Тебе так виделось, а мне иначе. А теперь она и вовсе пропала.
— Наверное, так, — буркнул Авденаго. Денис, однако же, видел, что он остался при своем мнении. Просто спорить неохота.
А что толку что-то доказывать, если нет ни двери, ни таблички? От чьей-либо правоты они здесь не появятся. Так и останется разрисованная пустая стена…
Удрученные молодые люди поднялись по лестнице — Авденаго знал, как войти прямо к морановской берлоге, минуя «русский Нил» коммунального коридора квартиры напротив. Вот окно с горой пыльных окурков, вот и заплывший пылью, но все еще различимый цветочек, который Денис нарисовал слюнями на стекле.
— Ты вообще-то веришь в порталы? — спросил Денис у своего спутника.
Тролль криво улыбнулся:
— Портал — не вопрос веры или неверия. Мы оба с тобой проходили через такую штуку.
— Порталы открываются и закрываются, — сказал Денис. — Обычно существует какая-то закономерность их закрывания и открывания.
— Угу, — подтвердил Авденаго, — осталось только понять, какая. Ты, надеюсь, уже близок к пониманию.
Денис медленно покачал головой.
Оба знали, что все безнадежно. Здесь, у стены, эта безнадежность представала им особенно отчетливо. Пока они рассуждали о Моране и порталах, сидя на кухне в мандрусовской квартире и опустошая банки с вареньем, у них еще оставалась какая-то иллюзия касательно того, что с мирозданием можно «договориться». Ведь существуют же правила, по которым можно нарушать правила! Положим, все вокруг повинуются законам, но это не исключает наличия героев. А герои повинуются лишь исключениям из правил. На то они и герои. Для них нарочно создан какой-то особенный мир. Как бы параллельный. Все срываются в пропасть или там погибают под стрелами, но Индиана Джонс всегда доходит до цели. Почему? Потому что ему подыгрывают сценаристы.
Ни Денис, ни Авденаго, очевидно, героями не являлись, потому что ни один чертов сценарист им не подыграл и ни один чертов помощник режиссера не выкрикнул в рупор: «А теперь — портал! Пускайте дым! Нечипоренко, где дым? Где Нечипоренко? Кто-нибудь, НЕМЕДЛЕННО пускайте дым!..»
Вместо этого из квартиры на пятом этаже высунулась противная баба в тапках и пестром халате. Она свесила над перилами свою лохматую голову и завопила, напрягая тощую шею:
— Шляются тут! А ну, вон отсюдова! Сейчас милицу позову!
Молодые люди переглянулись, дружно рассмеялись — это их очень объединило, но совсем ненадолго, — и, чтобы не спорить с глупой бабой, быстро выбежали из подъезда.
Слышно было, как она с грохотом захлопнула дверь своей квартиры.
Это прозвучало триумфом безнадежности, ее апофеозом. Как будто не чья-то там квартира закрылась, а все порталы мира. И теперь даже в Чехию будет на каникулы не съездить.
Денис уже хотел было сказать об этом Авденаго — просто так, чтобы только прервать унылое молчание, — как вдруг тролль схватил его за руку повыше локтя и сжал с неожиданной силой:
— Гляди.
И немного театральным жестом указал пальцем на грязный сугроб, наваленный на набережной между двумя деревьями. Деревья росли за оградками, каждое в крохотном персональном садике. Это, вероятно, вызывало справедливое негодование местных собак. Ну так вот, сугроб громоздился, как крепостная стена, а деревья высились как две башни. Очень высокие, с множеством окаменевших на морозе флагов-ветвей.