Полководец | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Чего ты не знаешь?

— Я ведь не знала, что уйду в Истинный мир. Твоя мама — она, например, знала, что ты уезжаешь путешествовать. А у Авденаго… Ты же слышал, какая у него мама. Со мной все вышло по-другому. Я попала в Истинный мир случайно. Баловалась у Морана… и тут…

— Ты брала вещи Джурича Морана?

— Фотоаппарат. Да. — Она кивнула несколько раз. — Хотела сделать фотографию на память, а его не было дома…

— Ничего себе, как он тебе доверял! — восхитился Денис.

— Он считал меня маленьким демиургом, — скромно объяснила Деянира. — Творцом, вроде него самого. В общем, Мастером. Я ведь мечтала добраться до самого Калимегдана. Представляешь? Войти в обитель Мастеров! Стать с ними вровень… Не сразу, конечно. Сперва следовало покорить Гоэбихон и, не останавливаясь на достигнутом, двигаться дальше… и дальше… пока белые башни Калимегдана не окажутся у моих ног.

Денис слушал внимательно, даже сочувственно. Он отдыхал в такие минуты. Необходимость взвешивать каждое слово, постоянно быть готовым к стычке с язвительным троллем или с раздражительной мастерицей, — все это выматывало Дениса. Наверное, они оба правы: он — простой солдат, и ничего больше. Ну так и обращались бы с ним соответственно, зачем же обязательно вступать в «умные» дискуссии? Достали. Денис боялся, что в конце концов не выдержит и подерется.

Деянира изредка давала ему передышку. Держалась просто и даже как будто искала его сочувствия.

— Видишь ли, я просто… пропала, — призналась девушка.

— Как Евтихий?

— Да.

— Наверное, тут есть какая-то параллель, — предположил Денис. — В ваших судьбах. То один, то другой — вы оба пропадаете.

— Может быть, — не стала отрицать Деянира. — Но мои родители этого не знают. Они ведь просто папа и мама. А я у них — единственная дочка. И вдруг я исчезаю, ни слова не сказав! Я им даже письма отправить не смогла, как ты понимаешь. Мне представить себе страшно, что они подумали.

— Ну так и что же теперь, так и прятаться всю жизнь?

— Хочешь меня с квартиры выпихнуть?

— Дура, — сказал Денис.

После этого она попросила телефон и за закрытой дверью долго плакала.

Денис сидел в гостиной и тупо смотрел в стену. Он был совершенно вымотан. Неужели все девушки так усложняют жизнь, свою и близких? Интересно, хвостатая жена Авденаго — тоже такая?

Деянира стукнула в стенку. Денис поднялся и устало потащился назад, в спальню.

Она вернула ему телефон. Ее лицо было красным и опухшим, как подушка, но глаза светло сияли.

— Я поговорила с папой, — сообщила она севшим голосом. — Он обещал уладить с мамой, чтобы мне не пришлось с ней объясняться. Знаешь, оказывается, к ним заходил Джурич Моран и предупредил их о моем отъезде. Правда, он хороший? — Она зевнула. — Завтра поеду домой…

— Ты довольна? — спросил Денис. Он сделал над собой усилие и погладил ее твердый лоб.

— Спасибо, — прошептала Деянира.

Она опять заснула.

Дениса тревожила ее сонливость — он считал это признаком болезни, но Авденаго уверял его, что беспокоиться не о чем:

— У нее хорошие защитные механизмы. Она просто эмоционально вымотана.

— Я тоже, — заметил Денис. — Однако не засыпаю, как щенок, с мячиком в зубах.

— Очень точное сравнение, — хмыкнул Авденаго. — Пусть отдыхает. Ей еще с родителями общаться. На это потребуется немало сил.

* * *

На следующий день существенно потеплело, и пошел снег. Мокрые хлопья валились с неба так поспешно, словно убегали от кого-то, кто напугал их там, наверху.

Денис и Авденаго взялись проводить Деяниру до ее дома. Чтобы ей не так страшно было ехать к родителям. Пусть по крайней мере по дороге отвлекается от всяких там ненужных мыслей.

— Я себя ужасно чувствую, — призналась за завтраком Деянира. — Просто кошмарно. Мне совсем не хочется домой. Просто до крика. И это очень странно… Я ведь скучала по родителям. Я вообще люблю маму и папу, — прибавила она с вызовом, хотя никто из собеседников и не думал поднимать ее на смех или как-то возражать. Утверждать, например, что любить маму и папу — устаревший предрассудок.

— Ну, это, конечно, волнительно, — сказал Денис, когда девушка замолчала, рассматривая сосиски с макаронами, которые приготовил для нее Авденаго.

Деянира не ответила.

Авденаго снял с плиты закипевший чайник. Денис поднял палец, показывая, что просит налить ему чаю. Тролль полностью захватил власть на кухне. Теперь при нем даже сахар никто в чашку класть не смел — Авденаго все делал сам.

Деянира подняла затуманенный взгляд.

— И в самом деле — глупо! — воскликнула она. — Я себя чувствую так, словно нашкодила и теперь боюсь наказания. Как будто мне пять лет, честное слово!.. — Она покачала головой. — Очень, очень глупо, — повторила она.

— Но ведь ты и в самом деле нашкодила, — напомнил Авденаго. — Ты баловалась с вещами Джурича Морана. Ты брала без спросу его фотоаппарат!

— Можно подумать, ты никогда этого не делал, — возразила она.

— Никогда, — ответил Авденаго.

— Давай, ври дальше. Ты ведь жил у него.

— Да.

— И что, даже пальцем не притрагивался?

— Он мне запретил.

— Подумаешь! «Запретил»!

— Он убедительно запретил, — повторил Авденаго.

— Ладно, — сказал Денис, видя, что его сотрапезники опять вот-вот переругаются, — давайте заканчивать завтрак и поедем на канал.

— Не терпится сплавить меня куда подальше? — осведомилась Деянира.

— Просто твои родители ждут.

— Они целый год ждали, еще один час ничего не решает. — Она вздохнула, взялась за вилку. — Я действительно боюсь и тяну время.

— Мы будем рядом, — заверил Денис. — Если что, беги сразу к нам.

— Если — «что»? — грустно переспросила Деянира. — Если мама начнет плакать? Если она постарела?

— Почему же непременно «постарела»? — возразил Денис.

— Потому что папа так говорит… что она сильно сдала за последний год. — Деянира вздохнула. — Я не хотела, чтобы вышло так! — Она в сердцах откусила от сосиски и принялась жевать.

Денис допил чай.

— Едем, — сказал Авденаго. — Посуду потом вымоем. Надо, в самом деле, поскорее покончить с этим мучением!..

Они оделись и вышли под снегопад.

* * *

На Сенной царила снеговая паника. Ветер прилетал из всех переулков, выходящих на площадь, и белые хлопья в ужасе пытались спастись от незримых разинутых пастей. Канава с обнаженной трубой обледенела; труба лежала на дне ямы, как труп.