Генуэзцы и ломбардцы хотели было бежать, но их настигали, валили на землю и крутили им руки. А Тирант смотрел на все это не моргая, и глаза его становились все более светлыми, пока наконец не выцвели до мертвенной белизны.
Один из пленников, граф Бурженский, имевший густую черную бороду и багровый румянец на скулах, вырвался и подбежал к Тиранту.
— Ты лжец, севастократор! — закричал граф Бурженский. — Ты обещал отпустить всех пленников, когда они разоружатся!
Тирант молчал.
— Ты предатель! — кричал граф Бурженский.
Один из солдат схватил графа за волосы и приставил меч к его горлу, но Тирант сделал знак не причинять пленнику никакого вреда, и солдат опустил меч.
— Пусть он говорит все, что хочет высказать, — произнес Тирант Белый тихо и таким тоном, будто они с этим солдатом давние сердечные друзья. — Я не смею запрещать ему это.
— Ты на стороне турок, предатель! — яростно выплюнул граф Бурженский.
— Почему? — спросил Тирант, склоняясь к нему с седла.
— Потому что их ты отпустил, а нас связал! Ведь мы одной веры! Как ты мог так поступить с нами?
— Я отпустил турок, потому что они наши природные враги, и они были созданы нашими врагами, и в самой их натуре воевать против нас, — ответил Тирант. — Бессмысленно наказывать волка за то, что он желает съесть овцу, и, когда стадо находится под надежной защитой, нет нужды охотиться на волков, разве что для удовольствия. Но собаку, которая повадилась грызть овец, следует уничтожить, ибо изначальная природа в ней извратилась и она не подлежит исправлению. Вы — изменники, а это совсем не то же самое, что природные враги.
Тирант помолчал немного, прислушиваясь к своей душе и пытаясь определить, достаточно ли глубоко погребено на ее дне желание отомстить за несправедливое оскорбление. Наконец он решил, что сумеет держать себя в руках и не отдаст приказа, который так и плясал на кончике его языка.
— Вы будете доставлены в Константинополь и предстанете перед императором. Он решит вашу участь, и, если он решит продать вас в рабство на рынках Магриба, вам придется принять это.
И он приказал отвести пленников в особый шатер, накормить и стеречь хорошенько.
* * *
Вечером того дня Диафеб подошел к своему кузену и тихо спросил его:
— Сколько у нас осталось продовольствия?
— Дня на полтора, — ответил Тирант. Он ежедневно производил расчеты, боясь ошибиться.
— После того как герцог Македонский озаботился оболгать нас, — начал Диафеб, — может случиться задержка с новыми поставками из столицы. Разбитой армии не нужен провиант.
Тирант ничего не ответил.
Диафеб продолжал:
— Может быть, стоило все-таки отпустить наемников? Содержать их слишком обременительно для нас.
Тирант молчал.
Диафеб сказал:
— Или, во всяком случае, не следует кормить их досыта.
— Нет, — ответил Тирант. — Я не хочу показывать им мою слабость. Незачем кому-либо знать об этом.
Пусть все думают, будто у меня в армии всего вдосталь, а сам я никогда не испытываю ни в чем недостатка, и менее всего — в собственной храбрости.
— Вот уж в чем никто не усомнится, так это в вашей храбрости! — засмеялся Диафеб.
Но Тирант покачал головой, ничего, впрочем, на сей счет не объясняя.
— Что вы будете делать, если продовольствие закончится, а корабли из столицы так и не придут? — безжалостно просил Диафеб.
— Корабли придут, — сказал Тирант.
— А если нет?
— Я не должен допускать и тени сомнения в том, что корабли придут.
— Но вдруг наши воины начнут мародерствовать и грабить местных жителей? — не унимался Диафеб. — Как вы тогда поступите? Они приведут в свое оправдание муки голода.
Тирант посмотрел на кузена с удивлением.
— Разве вы осудите голодного за то, что он взял еду? — спросил Диафеб.
— Конечно, — ответил Тирант.
— И что вы с ним сделаете? Или вы опять построите виселицу, чтобы вздернуть на ней мертвецов?
— Мне придется наказать не мертвого, а живого, — Тирант вздрогнул. — Видит Бог, я этого не желаю!
— Но если… — начал опять Диафеб.
Тирант прервал его:
— Если вы хоть немного любите меня, кузен, то замолчите, замолчите сейчас же! Припасов хватит еще на полтора дня, даже если кормить пленников царскими обедами… Поэтому замолчите!
Корабли пришли через два дня. Диафеб ворвался в палатку к Тиранту с радостным известием и разбудил севастократора, который заснул только под утро. Не было рядом Сверчка, чтобы сообщить об этом и поберечь сон командующего, поэтому Диафеб растолкал кузена.
На реке Трансимено стояли галеры, и на берег уже начали сносить бочки и мешки.
Тирант повернулся к Диафебу:
— Один раз вы уже оказывали мне подобную услугу и неплохо справились, так что попрошу вас сделать это для меня еще раз.
— Передать вам поцелуй Кармезины? — ухмыльнулся Диафеб.
Лицо Тиранта дернулось, как от сильной боли, однако он сдержался:
— Нет, мне нужно, чтобы вы доставили пленных к императору и передали на его справедливый суд.
— Хорошо, — кивнул Диафеб.
Пленники выходили из шатра, где их содержали, и направлялись к галерам. Все они были связаны или закованы и находились под охраной. И тем не менее лица у многих были довольные, как будто им предстояла всего лишь безобидная прогулка.
— Стойте! — крикнул Тирант.
Шествие остановилось на самом берегу. Командующий быстрым шагом подошел к пленникам и приказал им:
— Раздевайтесь!
Те переглянулись, улыбки сошли с их лиц, однако пленники даже не шевельнулись.
— Я велел вам раздеться! — повторил севастократор. Он обменялся быстрым взглядом с одним из капитанов, а тот ответил широкой ухмылкой. Граф Бурженский, внимательно наблюдавший за севастократором, понял, что тот добьется своего любой ценой, и первым протянул руки стражу, прося, чтобы его развязали. Освободив руки, он потер кисти, а затем снял сюрко и штаны и остался в одной рубахе. Под верхней одеждой у него обнаружились спрятанные драгоценности и деньги — все то богатство, что он нажил во время войны, грабя местных жителей и получая плату от турок.
Затем его опять связали и в одной рубахе поместили на галеру. Та же участь постигла и других баронов-изменников. Простых солдат Тирант разрешил не трогать и позволил им оставить себе одежду.
Таким образом севастократор отобрал у пленников всякую надежду выкупиться из плена, и теперь их судьба целиком и полностью находилась во власти императора. Всю добычу Тирант приказал разделить между своими людьми. А обнаружено было немало: некоторые знатные пленники имели при себе денег и драгоценностей на сумму никак не менее десяти тысяч дукатов.