Затем он отпустил Диафеба, наказав тому собираться в дорогу хорошенько и ничего не забыть.

Диафеб тотчас вернулся к Эстефании.

Та сидела в кресле. Поглядев на Диафеба, она спросила:

— Скажите, сеньор рыцарь, хотели бы вы засунуть обе свои руки мне под юбки?

— Это мое заветное желание, — искренне ответил Диафеб.

— Ну а запустить горсти мне за вырез платья? — продолжала Эстефания.

— И это было бы весьма для меня желательно.

— В таком случае я дозволяю вам овладеть мною сверху, — объявила дама.

Диафеб не заставил себя ждать и тотчас принялся хозяйничать у Эстефании за вырезом. Он обнаружил там две круглые груди с твердыми сосками, а спустившись чуть ниже, вдруг замер: какой-то листок находился у Эстефании под одеждой.

Диафебу доводилось слышать о том, что некоторые дамы носят самые важные для себя письма прямо на теле, под одеждой, дабы никогда с ними не расставаться, а еще из страха, как бы кто-нибудь посторонний их не нашел.

— Что с вами? — спросила Эстефания как ни в чем не бывало. — Вы переменились в лице!

— Ничего особенного, — ответил Диафеб, вытаскивая листок. — Что это такое, моя госпожа?

— Хотите прочесть?

— Возможно.

— Вы уже завладели этим листком, так не останавливайтесь на половине пути, — сказала Эстефания, — иначе я буду считать вас трусливым рыцарем.

Диафеб развернул письмо и начал читать. Он так волновался, что не сразу понял содержание письма. А это было не письмо, а брачное обязательство, в котором Эстефания Македонская давала торжественную клятву сделать Диафеба Мунтальского своим мужем и господином и отдать ему свое тело «без всякого обмана и хитрости», а в приданое принести герцогство Македонское, которым сейчас управляет ее отчим. «Но скоро он лишится этого титула».

— Вы отдадите мне герцогство Македонское? — пробормотал Диафеб, совершенно сбитый с толку этими женскими уловками и запомнивший только последнюю фразу из всего прочитанного.

— Да, и сверх того я вручаю вам самое себя, а ведь я стою еще дороже, — сказала Эстефания.

— В этом не может быть сомнений, моя госпожа, — отозвался Диафеб.

Она обвила его шею рукой и шепнула ему на ухо:

— Вы рассмотрели подпись?

Он поднес письмо к глазам и только тут понял, что Эстефания написала свое имя кровью.

Диафеб поцеловал кривенькую строчку, а потом повернул голову и поцеловал мягкие губы Эстефании бесчисленное количество раз — в честь сонма всех светлых ангелов.

Глава одиннадцатая

Краткий сон севастократора был прерван, когда в шатер вошел оруженосец и доложил о приближении какого-то турка.

Тирант открыл глаза. Несколько мгновений оруженосец еще мог видеть в них отражение феникса — ибо севастократору виделась во сне именно эта птица. Затем взгляд Тиранта стал ясным и спокойным и всякие потусторонние тени, окружавшие спящего, исчезли.

— Что случилось? — переспросил он.

— Человек на том берегу реки. Привязал полотенце к тростниковой палке и машет.

Тирант встал, ему подали плащ. На берегу Трансимено действительно выплясывал какой-то человек, одетый роскошно и причудливо: до пояса он был обнажен и разрисован черными и красными узорами, а ниже пояса на нем имелась очень широкая красная юбка, вытканная цветами.

— Перевезите его сюда, — приказал Тирант.

Скоро диковинный турок уже стоял перед севастократором и водил глазами из стороны в сторону, как будто имел дурные намерения. Глаза у него были черные и выпученные, а волосы на висках длинные, заплетенные в косицы; прочие же волосы на его голове были острижены.

— Говори, — повелел Тирант.

Турок пал к его ногам, как если бы признавал в нем высшее существо, затем вскочил и прокричал что-то на своем наречии, да так быстро, что даже соплеменные ему толмачи не сразу поняли, в чем суть. Турок же так и стрелял в них глазами и даже приплясывал на месте от нетерпения. Наконец выяснили, что Великий Турок желает встретиться с Тирантом лично в его лагере, дабы обсудить с ним некоторые важные вещи.

И еще Великий Турок просит допустить в лагерь христиан свиту из восьми человек.

Тирант с охотой согласился выполнить все эти просьбы, и посланец отбыл.

Тотчас же Тирант приказал своим поварам приготовить лучшие турецкие блюда, и они взялись стряпать кускус с мясом и всякими овощами. Потому что Тирант желал оказать любезность своему врагу.

На следующий день прибыл Великий Турок; с ним были двое трубачей в очень длинных белых одеждах и с трубами больше человеческого роста. Эти трубы громко и гнусаво гудели на весь лагерь и на всю округу, так что их слышно было даже в замке Малвеи.

Воины Великого Турка, числом восемь, облачились в доспехи, сделанные таким образом, что человек, в них заключенный, представлялся уже не потомком Адама, но неким странным чудовищем, с шипастыми крыльями на плечах, с жуткой рожей на груди и звериной мордой на месте лица. Доспехи эти были начищены и блестели так, что слепили глаза.

Сам Великий Турок был одет в дорогую тунику, расшитую золотом и жемчугом. Несмотря на тяготы войны, он выглядел вполне здоровым и бодрым, только под глазами у него набрякли тяжелые мешки.

Тирант встречал его лично, окруженный своими друзьями. Великий Турок оглядел севастократора, зацепил взглядом женскую рубашку, которую тот носил поверх доспеха, но ничего не сказал, только подумал о том, что севастократор выглядит куда менее богатым и уверенным в себе, нежели он, Великий Турок. И несмотря на молодость, Тирант кажется человеком уставшим, так что справиться с ним не составит большого труда.

Но все эти мысли Великий Турок придержал при себе. Он приветствовал Тиранта и начал осматриваться в его лагере. Между тем Тирант любезно пригласил гостя в свой шатер, куда вскоре подали угощение.

Весь день они только тем и занимались, что вкушали различные яства, пили сладкие напитки или лежали в шатре и смотрели, как ветер колышет шелковый полог. Когда наступила ночь, они заснули. Тирант приказал своим людям внимательно следить за каждым из прибывших турок, но делать это по возможности втайне, чтобы не обидеть их недоверием.

— Но ведь вы им действительно не доверяете! — поморщился Диафеб. — Зачем же притворяться? Это наши враги, кузен, и скоро мы сойдемся на поле боя для убийства. Да они и сами все это знают.

— Я не желаю нарушать правил вежливости, — ответил Тирант. — А кроме того, вовсе не хочу, чтобы Великий Турок вообразил, будто я его боюсь.

Диафеб пожал плечами, но сделал все в точности как просил Тирант.

Однако Великий Турок всю ночь храпел в шатре севастократора. Он лежал, широко раскинув руки, как спят только те люди, которые ничего не опасаются. И маленький невесомый сон с длинной бородой сидел на его груди до самого рассвета.