Византийская принцесса | Страница: 98

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

«Здесь началась и закончилась жизнь, — подумал Тирант, — но они, пребывающие в вечности, никогда не изменятся…» И он понял, что отдал бы сейчас все на свете, лишь бы войти к этим нарисованным людям, в их пестрые луга, к их единорогам, фениксам, охотничьим птицам. И пусть единороги убегут от мужчины, фениксы опалят грешника огнем, а охотничьи птицы станут клевать чужаку руки, пусть любовники смотрят на одиночку с презрением — он вытерпит все, лишь бы очутиться в их волшебном двухмерном мире.

И тут в зал вошла Кармезина.

На ней было черное платье, неубранные волосы в беспорядке падали на ее плечи и спину. Она шла, закрыв лицо руками и тихо причитая. Очевидно, жестокая весть уже проникла во дворец и пронзила сердце принцессы.

А у Тиранта недоставало сил, чтобы повернуться и уйти, прежде чем она заметит его. Он оперся рукой о стену в том месте, где были нарисованы Флуар и Бланшефлор, и ему показалось, что рыцарь Флуар незаметно сжал его запястье, не позволяя ему упасть.

Кармезина же шла, шатаясь, прямо на него — и вдруг почувствовала, что наткнулась на какое-то незримое препятствие. Она с тихим вскриком отвела ладони от заплаканных глаз и совсем близко увидела лицо Тиранта. Оба они растерялись и мгновение просто смотрели друг на друга; затем Кармезина коснулась его щеки кончиками пальцев и молча опустилась к его ногам.

Не в силах видеть ее склоненной перед собой, Тирант тоже бросился на колени. Раненая нога так и возопила, и у Тиранта разом просветлело в голове.

— Кармезина! — тихо сказал он. — Боже мой, это вы.

Он протянул к принцессе руки и прижал ее к своей груди так крепко, как только осмелился. А она поцеловала его тысячу раз, никак не меньше, торопясь наверстать упущенное.

— Вы живы, — твердила она, — я не погубила вас!

— Вы спасли меня, — сказал он, осторожно отводя спутанные пряди от ее лица. Зеленые слезы блестели на черных ресницах Кармезины. Он увидел, какой тонкой стала кожа под ее глазами и на висках, и от жалости у него защемило в груди. — Что вы с собой сделали! — воскликнул он.

— А вы? — прошептала она.

— Я всего лишь сломал ногу.

— Девственница вас погубила, а женщина спасла…

Тирант взял ее за подбородок и тихо сказал:

— Но здесь нет девственницы…

И поцеловал в дрожащие губы.

И в этот момент громом прозвучал голос императора:

— Вы уже слышали ужасную новость?

Любовники разомкнули объятия и повернулись к государю.

— Я как раз направлялся к вашему величеству, — сказал Тирант, непристойно счастливый, оттого что вновь возникла необходимость лгать, — когда больная нога подвела меня столь коварно… По счастью, ее высочество находилась поблизости.

— Я всего лишь пыталась помочь его милости подняться, — сказала принцесса. — Он оперся о мою руку, но я была так неловка, что мы оба упали.

— Что ж, дитя, теперь вы можете отойти от севастократора, — произнес отец принцессы. — Я сам подам ему руку — все-таки я мужчина, а не девица, и моя рука намного крепче.

Тирант благодарно взял руку императора и кое-как встал. На миг он прижался щекой к плечу нарисованного Флуара, а затем, обретя таким образом дополнительные силы, заговорил о самом горьком:

— Итак, мой брат Диафеб мертв, равно как и герцог де Пера.

— Мертв? — удивился император. — Я так не думаю.

И в третий раз за полчаса сердце Тиранта бухнуло, точно колобашка в пустой бочке.

— Что? — вырвалось у него.

— Вестник подробно доложил мне обо всем, что произошло у стен Бельпуча, — сказал император. — Событие печальнейшее, особенно если учесть, что более ста рыцарей с золотыми шпорами попали в плен. Нам придется вносить огромный выкуп. Разумеется, турки уже дознались, что завладели сразу двумя герцогами, и это будет стоить нам нескольких городов.

— Диафеб жив, — повторил Тирант, чувствуя, как весь покрывается испариной. — Ваше высочество… — Он повернулся к принцессе. — Можно мне… кресло…

Он рухнул в кресло как подкошенный, несмотря на то что император и его дочь продолжали стоять.

Государь повернулся к Кармезине:

— Я думаю, дочь моя, что вам лучше побыть сейчас с Эстефанией. Герцогиня Македонская безутешна, а вы — ее лучшая подруга, и ваш долг, несомненно, в том, чтобы принести ей хотя бы малое облегчение.

Кармезина поцеловала руку отцу и быстро вышла, не оглядываясь.

Император подошел к Тиранту и положил руку ему на плечо. Тирант на миг поднял голову и встретился с ним глазами.

— Она любит меня? — спросил Тирант. — Хотя бы немного?

— Она любит вас больше жизни, — сказал император. — Почему вы не просите ее руки?

— Я боюсь, — просто сказал он.

— Не бойтесь. Я объявлю ей о грядущем бракосочетании и прикажу изготовить свадебное платье, — проговорил император. — Пора заканчивать эту историю. Как вы намерены воевать теперь, когда мы лишились сразу нескольких герцогов, потеряли часть армии и…

— Да, — сказал Тирант. — Думаю, следует взять Бельпуч с воды. Подойти сразу по реке и по морю. Иначе турки будут сидеть там до Страшного Суда, кормясь тем, что привозят им генуэзцы.

— У нас нет кораблей, чтобы отогнать генуэзцев из гавани, — возразил император. — Иоанниты уже готовы отплыть на Родос.

— Я попрошу их задержаться и оказать нам еще одну услугу.

— Приор вам откажет.

— Может быть, и нет. Он человек суровый, но хорошо блюдет выгоду своего ордена.

— Что вы намерены ему пообещать?

— Бельпуч. Пусть лучше там стоят иоанниты, чем турки.

Император поджал губы:

— Вы еще не женились на моей дочери, а уже распоряжаетесь моими землями.

— Вы предпочли бы, чтобы там распоряжался Великий Турок? — отозвался Тирант усталым голосом.

Император снял руку с его плеча и рассмеялся:

— Теперь я узнаю вас, Тирант Белый! А то я уж думал, что от прежнего рыцаря осталась одна только тень, с которой и дел-то никаких иметь не стоит.

— Стоит, — сказал Тирант. — Даже если от меня останется всего лишь тень, это будет тень бретонского рыцаря, а мы, северяне, таковы, что и тени иной раз бывает довольно.

* * *

Приор ордена иоаннитов был приятно удивлен, когда Тирант предстал перед ним, зеленовато-бледный, но в общем и целом довольно бодрый.

— Мне говорили, будто вы при смерти, севастократор, — сказал приор, помогая Тиранту сесть в кресло и лично подавая ему чашу с подогретым вином.

— Одно время это действительно обстояло так, — согласился Тирант, — но сейчас мне значительно лучше.