— Орден Храма…
— Именно. Но тогда он еще не называется так. Сначала этих людей именуют рыцарями Христа, Miles Christi, то есть «воинами Христовыми», или, согласно более длинной версии, «ополчением бедных рыцарей Христа». На дворе год тысяча сто двадцатый. У ордена, уже ставшего религиозным, нет настоящего устава, и, по правде говоря, он создает некоторые проблемы ввиду несовместимости статуса монаха и рыцаря. Сначала святой Бернар, человек, как я уже говорила, очень влиятельный, относится к новому ополчению скорее враждебно. Но, встретившись с Гуго де Пейнсом и убедившись в чистоте его намерений, он осознает необходимость появления такого ордена, этих знаменитых рыцарей Христовых. В тысяча сто двадцать девятом году состоялся собор в Труа, где в присутствии святого Бернара был принят устав тамплиеров. И великий святой, чтобы поощрить их, написал даже знаменитую проповедь De laude novae militiae, [44] в которой объясняет их миссию, призывает доверить им святые места, убеждает приносить им дары с целью облегчить их задачу и способствовать становлению ордена. И естественно, подает другим пример.
— Он отдает им Йорденский камень?
— Бернар не только отдает им Камень, но просит доставить его в Иерусалим, где ему и должно находиться. Через несколько лет король Иерусалимский Бодуэн II выделяет тамплиерам одно из крыльев своего дворца, воздвигнутого на месте храма Соломона. Вот тогда и появляется название «Орден Храма». Судя по многочисленным документам, Камень остается у тамплиеров в течение почти двух столетий. Конечно, в тысяча сто восемьдесят седьмом году они потеряли Иерусалим, но перебрались сначала в Аккру, потом на Кипр, и каждый раз Великий Магистр ордена в числе других реликвий Святого Гроба Господня увозил с собой Йорденский камень. Святой Бернар не ошибся, тамплиеры оказались самыми надежными хранителями этой драгоценности. К несчастью, в начале четырнадцатого века Филипп Красивый, который занял у тамплиеров много денег и очень завидовал их легендарному богатству, ищет способ, как избавиться от них…
— Об их сокровищах говорят постоянно, но были ли они и в самом деле так богаты?
— Не то слово! Булла папы Иннокентия III в тысяча сто тридцать девятом году не только освободила их от податей и налогов, но также даровала им права собирать милостыню и принимать пожертвования. И христиане выказывали невероятную щедрость, когда речь шла о дарах защитникам Гроба Господня. Сверх того, все знатные люди, вступавшие в орден, отдавали ему свое имущество, дома, земли, деньги… В общем, рыцари Храма, которые вдобавок давали деньги в долг под большие проценты, обладали громадным богатством, равным только ненависти к ним короля Франции. Недвижимая собственность ордена поражает воображение. В одном лишь Париже монахи-воины владели целым кварталом…
— Квартал Тампль… [45]
— Какой дедуктивный ум! — насмешливо бросила Софи. — Итак, после множества махинаций и невзирая на покровительство папы, Филипп Красивый приказывает арестовать тамплиеров. Сначала папа Климент V приходит в ярость, но затем понимает, что уже слишком поздно, не осуждает короля и требует только, чтобы все имущество ордена было передано под опеку Церкви.
— Вполне разумно…
— Имущество ордена было конфисковано служителями короля, но, поскольку папа потребовал вернуть его, Филипп Красивый по завершении так называемого суда и разнообразных манипуляций соглашается передать достояние тамплиеров ордену госпитальеров, возникшему одновременно с ними в Иерусалиме. И в тысяча триста двенадцатом году рыцари Госпиталя святого Иоанна, которые десять лет назад обосновались на острове Родос, наследуют знаменитые сокровища Храма.
— В том числе Йорденский камень.
Софи кивнула в знак подтверждения:
— Вот. Здесь заканчивается рукопись Дюрера. Согласно его версии, одной из самых загадочных реликвий Истории владеют госпитальеры. Следует помнить, что Дюрер пишет это в тысяча пятьсот четырнадцатом году. Вскоре султан Сулейман Великолепный изгнал их с острова Родос, а император Карл V уступил им Мальту в обмен на помощь против турок. Тогда они и стали называться рыцарями Мальтийского ордена… Но с этого момента Йорденский камень снова исчезает. Вот к чему я пришла. И ваш отец тоже дальше не продвинулся.
— Значит, нужны новые исследования, — предположил я.
— Да. Есть масонский след, который нащупал ваш отец. Слишком уж очевидна связь с Мальтийским орденом, а через них с тамплиерами, но мне это кажется притянутым за уши…
— Я попросил Шевалье заняться этим. Он просто обязан оправдать свою фамилию. [46]
Мы немного помолчали. Я смотрел на нее с восхищением. Она работала с изумительной скоростью. Отец не ошибся, выбрав ее в помощницы. Она была в своей стихии, вела поиск с увлечением, а эрудиция позволяла ей продвигаться гораздо быстрее, чем удалось бы мне.
— Софи… Я умираю от голода!
— Вы не обедали?
— Под летевшими в меня пулями? Нет, не успел! — иронически ответил я.
— Сейчас почти восемь. Для ужина рановато, но можно спуститься и взять вам сандвич или биг-мак.
— Идем.
Баджи стремительно занял место впереди нас. Я чуть не вздрогнул. Он действовал как заправский телохранитель, и привыкнуть к этому было трудно. Мы пошли вслед за ним.
На эскалаторах, проносившихся по большим стеклянным трубам Бобура, было полно людей. Десятки посетителей стояли на ступеньках, одни возносились вверх, другие спускались вниз, третьи выходили на разных этажах. Постепенно я начал ощущать уже знакомое покалывание в спине — то самое, которое заставило меня сбежать из Национальной библиотеки. Чувство, что за мной следят. Любой взгляд, обращенный на нас, казался мне слишком пристальным. Были ли мы в безопасности в этой стеклянной западне?
Я встал вплотную к Софи на стальной ступеньке механической лестницы и сжал ее руку. Она улыбнулась мне. Я быстро взглянул на Баджи. Попытался прочесть на его лице хоть малейший признак тревоги. Но он выглядел совершенно безмятежным. Возможно, мой инстинкт обманывал меня. Я постарался расслабиться. Забыть об израненных руках. О выстрелах, эхом отдававшихся у меня в голове. О нависшей надо мной тени воронов.
Мы вышли на площадь перед Центром Помпиду. Туристы толпились вокруг трубадуров. Высокий черный гитарист с длинными волосами бренчал что-то из Джимми Хендрикса перед колонкой усилителя. Чуть в стороне босой факир вышагивал по осколкам стекла. Мы пробивались сквозь толпу зевак и карикатуристов.
Когда мы оказались на улице Берже, Баджи взглядом указал мне на закусочную. Я кивнул. Мы вошли, уселись за столик, и я сделал заказ.
Софи заговорила почти шепотом:
— Дамьен, нам нужно определиться и решить, что мы будем делать сейчас. С Дюрером я закончила. Мы должны действовать рационально.