— Нет, Мьолльн, — вздохнула она. — Придумано хорошо, да и очень великодушно, но я хорошенько подумала и не знаю, что бы могла предпринять. Не убивать же мне всех охотников… Я не собираюсь палить огнем старших егерей… Все это ни к чему. Я не смогу защитить всех волков, на всех меня просто не хватит. Нет. Вы правы. Я должна придумать что-то другое. Сначала мы отправимся в Тарнею.
Мьолльн взял руку девушки, поцеловал и прижал к своей груди:
— Ты правильно решила, Алеа, да, я очень рад.
Алеа улыбнулась ему. Он увидел на ее глазах слезы.
— Знаешь, — сказала она, опираясь на плечо старого друга, — тяжелее всего, что я даже не знаю, жива ли еще Имала. Может, ее убили горгуны, а может, охотники.
— Я точно знаю, она жива, — заверил гном. — Она ведь ловкая и сильная. Она бы не далась им в руки. Не родился еще, ахум, тот охотник, который подстрелил бы такую волчицу, бороду на отсечение даю!
— Очень надеюсь.
Они умолкли, прислушиваясь к тихим ночным шорохам. Алеа долго сидела, опустив голову на плечо гнома. Слушала, как бьется его доброе сердце.
Вдруг позади что-то хрустнуло. Мьолльн вздрогнул, и Алеа обернулась.
Это был Тагор. Он заметил двух друзей и теперь направлялся в их сторону. Он был туатанном и мог подкрасться бесшумно, но он не хотел застать их врасплох, а потому привлек к себе внимание. Алеа встретила его с улыбкой.
— Когда я вижу красоту неба, — сказал он, усаживаясь рядом с сестрой, — тысячи звезд, я не могу понять, как наши отцы могли добровольно обречь себя на жизнь под землей.
— Это уж точно, — отозвался Мьолльн, — наверно, скучали по всему этому. А знаешь ли ты, что есть на этом небе звезда, которую я назвал Алеей, давно, когда встретил твою сестру?
Туатанн улыбнулся:
— Здорово придумано. Алеа. Звезда. Да, это прекрасно.
Он повернулся к сестре:
— Ну, как, сестренка, ты что-нибудь решила?
Алеа кивнула:
— Да. Я остаюсь с вами. Мы идем в Тарнею.
— Туатанны пойдут за тобой, куда бы ты ни отправилась.
— Однажды мне придется с ними расстаться, Тагор. Кое-что я должна сделать сама.
— Я знаю, — ответил Тагор. — Но в тот день тебе придется уйти незаметно, потому что мои братья не захотят отпустить тебя.
— Я очень благодарна всем вам, Тагор.
— Мы перед тобой в долгу. Когда-то наш народ изгнал твою мать, и ты выросла сиротой по нашей вине. Мы хотим исправить эту ошибку. Мы твоя семья, сестренка.
— Я знаю, спасибо.
Она взяла за руки брата и гнома и потянула за собой:
— Вернемся в лагерь. Нам нужно поспать.
Алеа проснулась, когда Эрван поцеловал ее в лоб.
— Вставайте, барышня Катфад, пора в путь, а с вами хотят поговорить жители деревни.
Алеа протерла глаза, потянулась и улыбнулась магистражу. После вчерашней беседы с Тагором и Мьолльном она спала глубоким сном. Быть может, потому что душа ее была спокойна.
— Сейчас приду, — сказала она.
Магистраж кивнул и оставил ее одну. Немного погодя она вышла к крестьянам, собравшимся у входа в лагерь. Их было человек десять.
Солнце уже начало свой долгий путь, на пожелтевшую траву легли длинные тени. Деревня Клуллиин просыпалась, из домов выходили люди, в лавках открывались ставни, хозяева выносили прилавки, крестьяне отправлялись в поле, некоторые из них вели запряженных в телегу быков. Целые отряды шли на полевые работы, другие — распахивать холмы в надежде расширить пахотные земли общины.
В лагере тоже суетился народ. Туатанны вперемешку с Воинами Земли собирали свое имущество, готовили дорожные мешки. Одни мастерили новые факелы, другие точили клинки…
Казалось, жители деревни, ожидавшие Алею, были немного ошарашены царящим вокруг гамом.
— Госпожа, — обратился один из них к подошедшей Алее, — мы пришли просить вас об одной милости.
Алеа с улыбкой кивнула. Она не привыкла, чтобы ее называли госпожой, и ее это насмешило.
— Я вас слушаю…
— Нас не много, — продолжил человек, — но мы хотим присоединиться к вашей армии.
Алеа посмотрела на пришельцев. Здесь были почти одни юноши, немногим старше ее, но благодаря крестьянскому труду уже сильные и крепкие. Была и одна женщина лет двадцати.
Алеа с удивлением подошла к ней. Это была красивая невысокая темноволосая девушка, коротко постриженная, как мальчик; она стояла прямо, заложив руки за спину.
— Ты тоже хочешь ко мне в армию? — удивилась Алеа.
— Конечно, — вспыхнула девушка. — А что? Женщинам нельзя?
Алеа не смогла удержаться от смеха. Она попалась в собственную ловушку.
— Что ты, можно! Просто тебе будет неуютно одной среди солдат…
— А как же вы? — возразила девушка.
Алеа кивнула. Похоже, у молодой женщины достаточно твердый характер, чтобы не растеряться в окружении Воинов Земли.
— Как тебя зовут?
— Панзора.
— И ты умеешь сражаться? — спросила Алеа.
— Уж получше, чем эти дурни, — отвечала девушка, указывая на своих спутников. — Странники научили меня метать нож, когда я была совсем юной, и с тех пор я постоянно тренировалась. Я владею оружием гораздо лучше мужчин!
— Понятно. Но ведь метать нож в дерево совсем не то, что запустить его между глаз человеку, который мог быть тебе братом?
— Госпожа, я внимательно слушала то, что вы вчера говорили. И всю ночь думала. Мое решение принято: я хочу идти с вами.
— Почему?
— Во-первых, потому что, когда я слышу то, что про вас говорят, мне хочется сражаться вместе с вами, и потом… мне очень понравилось, как вы повели себя, когда узнали, что на юге травят волков…
— И только поэтому ты хочешь идти драться? — удивилась Алеа.
— Этого достаточно, чтобы я вам поверила. И если вы считаете, что за Гаэлию надо сражаться, я хочу быть на вашей стороне.
Алеа протянула ей руку.
— Добро пожаловать, — просто сказала она.
Потом она отправила новобранцев к Эрвану, чтобы тот выдал им оружие и указал место в строю. Вот и еще солдаты… Алеа уже смирилась с тем, что люди хотели примкнуть к ее войску.
Когда все собрались, войско двинулось на северо-восток. До Тарнеи было еще далеко, и Алеа втайне надеялась сделать остановку в Саратее, деревне своего детства.
Джехан приказал загонщикам встать в одну линию. Крестьяне построились и с палками в руках стали ждать, когда старший егерь даст команду начать облаву. Четверо псарей во главе со своим начальником прошли впереди загонщиков вдоль опушки большого леса. Собаки начинали нервничать. Видимо, уже почуяли дичь.