— Чего еще вам от меня нужно?
— Месье Моррен, я знаю, что вы от нас что-то скрываете. Вам прекрасно известно, о каких помещениях идет речь.
Моррен вздохнул. Он выглядел напуганным и взволнованным. Несколько часов назад у него в кабинете я почти не раскрывал рта, а теперь говорил с ним угрожающим тоном, удивлявшим меня самого!
— Однако наглости вам не занимать…
— Я должен знать, месье Моррен.
Он нахмурился. Потом внимательно на меня посмотрел:
— Вы ведь не журналист, верно?
Я не знал, что сказать. Если у меня и был шанс разговорить его, то только ведя честную игру. И я рискнул:
— Нет. Я, как и вы, месье Моррен, жертва теракта. Вы потеряли много близких людей. А я едва не потерял жизнь. И я хочу знать правду. Так вот: я считаю, что теракт как-то связан с планами, которые мы вам сегодня показывали. Я должен знать. Я вижу, что вы со мной согласны. Тогда почему вы не хотите говорить?
Он помолчал в нерешительности, потом оглянулся назад, будто проверяя, не подслушивают ли нас.
— Эти здания не в ведении ЦОТД, — произнес он наконец смущенно.
— Да, мы поняли. Вы это говорили уже сто раз. Но мы знаем, что эти помещения в самом деле находятся в Дефанс, под Большой аркой. Почему же вы отказываетесь сказать нам больше?
Он качнул головой, потом поднял воротник плаща, словно хотел спрятать лицо:
— Идемте со мной.
Я с облегчением улыбнулся. Я правильно поступил, придя сюда один. Так или иначе, но я был уверен: этот человек спит и видит, как избавиться от своей тайны.
Быстрым шагом он повел меня к старенькому кафе на улочке, перпендикулярной большому бульвару, расположенному за зданием генерального совета. Следом за ним я вошел внутрь, и мы уселись за столик в глубине бара.
Моррен закурил и потер лоб — явно не в своей тарелке. Он нервно затягивался, то и дело поглядывая в окно:
— Не знаю, откуда у вас эти планы, месье, но мне всего один раз представился случай взглянуть на них. Пять лет назад, когда подземелье Большой арки заливало водой.
— Эти планы были среди вещей того человека, которого обвиняют в том, что он заложил бомбы.
Я убедился, что искренность окупается, и не видел смысла ему лгать. Это располагало его к доверию.
— Теперь я хочу узнать, что на них изображено, — добавил я.
Он ответил не сразу и долго смотрел мне в глаза, продолжая курить. Потом с озлоблением раздавил окурок в пепельнице. На кого он злился? Тут у меня пока не было уверенности.
— Я могу сказать вам только то, — решился он наконец, — что эти помещения были засекречены «в целях национальной безопасности» в 1988 году, еще до торжественного открытия Большой арки.
— В 88-м?
— Да. Насколько я знаю, никогда ни один из сотрудников ЦОТД не получал необходимых полномочий, чтобы узнать причины подобной секретности. Мне, как и всем другим руководителям ЦОТД, никогда не говорили, что находится в этих помещениях! Офисы Службы общей разведки? Министерства обороны? Министерства внутренних дел? Генерального управления внешней безопасности? Понятия не имею. Я знаю только, что, когда я на прошлой неделе позвонил в прокуратуру Нантера, чтобы спросить у прокурора, не может ли быть связи между этими помещениями и терактом, он был крайне недоволен.
— Что вы имеете в виду?
— Прокурор лично приказал мне никогда больше не упоминать о существовании этих помещений.
— Прокурор? — повторил я недоверчиво.
— Да. Сперва я подумал, что он шутит. Но он говорил вполне серьезно! Он сказал мне, что эти помещения не имеют отношения к теракту. И что, если я дорожу своим постом, не в моих интересах выдавать информацию, засекреченную в целях национальной безопасности… Он даже добавил, что любое разглашение подобной информации карается семью годами тюрьмы и штрафом в сто тысяч евро.
Моррен говорил торопливо, и в его голосе слышался гнев. Подавленный гнев, готовый прорваться. Как я и надеялся, он был только рад выговориться.
— Вас это… рассердило?
— И это еще слабо сказано! — воскликнул он. — Я потерял в этом теракте почти всех своих сотрудников. Людей, с которыми я проработал по десять лет и больше. Секретаршу… И я рассчитываю по крайней мере на гласность расследования!
— Но тогда почему вы согласились молчать?
Он пожал плечами:
— Я повел себя глупо. Подумал, что это выходит за рамки моей компетенции. Что у прокурора, должно быть, есть веские основания требовать, чтобы существование этих помещений пока держалось в тайне.
— А теперь вы думаете, как и я, что они могут быть связаны с терактом?
— Реакция прокурора навела меня на мысль, что такое возможно. Но сегодня, когда вы показали мне эти планы, я убедился в этом окончательно. Я почти разочарован, что вы не журналист. Мне бы хотелось, чтобы пресса была проинформирована. Но я сам не могу этого сделать. Я слишком многим рискую.
Я кивнул, чтобы показать, что прекрасно его понимаю:
— Месье Моррен, у нас с вами одно желание. Узнать истину. Я не успокоюсь, пока не выясню, кто и почему несет ответственность за этот теракт. Обещаю вам, что тогда я немедленно проинформирую прессу. Но пока мне нужно найти эти помещения. Я уверен, что там отыщутся ответы на некоторые вопросы. Скажите только, как мне туда попасть. Больше мне от вас ничего не нужно. Вы знаете, как туда проникнуть?
Он изумленно нахмурился:
— Вы шутите? Вам ни за что туда не попасть. Прежде всего, вам не удастся пройти в Дефанс. Весь сектор оцеплен. Даже я не смог побывать там после теракта. А если вы туда и проберетесь, вам не войти в эти помещения! Вы сами понимаете, что уровень безопасности на секретных объектах чрезвычайно высок. Я ни разу не видел, чтобы кто-то туда входил. Даже не знаю, есть ли там кто-нибудь. Из-за теракта эти помещения, возможно, пустуют, но там, должно быть, повсюду сигнализация.
— Это уже мое дело. Скажите только, как туда проникнуть.
Месье Моррен покачал головой. Я наверняка казался ему психом.
— Если скажу, я рискую своей работой.
— Во время теракта мы с вами рисковали большим.
Он горько улыбнулся, еще несколько секунд разглядывал меня, словно в поисках доказательства моей искренности. Потом наклонился ко мне:
— Наверняка существует несколько путей, но я знаю только один. Через заброшенную станцию метро, под последним подземным этажом парковки.
Дневник, запись № 199: отрывок из электронного сообщения Жерара Рейнальда.
Транскраниальные побеги, со мной вы или против меня, я знаю, что вы поймете, почему я так поступил. Где бы вы сегодня ни были — в их лагере или в моем, — у нас с вами общий кодекс чести, мы постигали его вместе, на деле.