Действительно хорошо, ибо внезапное вторжение сержанта О’Коннора в жизнь Элси не оставило неизгладимого следа. Фред, может быть, даже выиграл.
Рода Доз вышла из «Дебнемза» [86] и стояла, задумавшись, на тротуаре. Лицо ее отражало борьбу. Это было очень живое лицо, выдававшее малейшие оттенки настроения.
В этот момент ее явно одолевали сомнения: «Стоит или нет? А хотелось бы… Но, может быть, лучше не надо…»
Швейцар спросил с надеждой:
– Такси, мисс?
Рода покачала головой.
Полная сияющая женщина, отправившаяся пораньше «прошвырнуться по магазинам ради Рождества», с ходу налетела на нее, но Рода продолжала стоять как вкопанная. Она пыталась принять решение.
Обрывки мыслей проносились у нее в голове.
«В конце концов, почему бы и нет? Она меня просила, но, может быть, она всем так говорит… Из вежливости… В конце концов, Энн не захотела идти вместе со мной. Она ясно дала понять, что хочет пойти с майором Деспардом к поверенному одна… Почему бы ей не сходить? Конечно, трое – уже толпа… И потом, это не мое дело… Неужели мне так хочется увидеть майора Деспарда?.. Хотя он симпатичный… Я думаю, он, наверное, влюбился в Энн. Мужчины не станут себя утруждать, если у них нет… Их доброта – это всегда не просто так…» Мальчик-посыльный наткнулся на Роду.
– Извините, мисс, – сказал он с упреком.
«Ой, – подумала Рода. – Не могу же я проторчать здесь весь день. Вот дура, не могу решиться… Думаю, пиджак с юбкой будут ужасно милы. Коричневый подойдет лучше, чем зеленый? Нет, пожалуй, нет. Ну, идти или не идти? Половина четвертого. Время вполне подходящее, не подумают, будто бы я пришла поесть за чужой счет или еще что-нибудь подобное. Шла мимо и решила заглянуть».
Она решительно перешла через улицу, повернула направо, потом налево по Харли-стрит [87] и наконец остановилась у многоквартирного дома, который миссис Оливер с легкостью окрестила «типичной частной лечебницей».
«Ну не съест же она меня», – рассудила Рода и нырнула в подъезд.
Квартира миссис Оливер была на последнем этаже. Служитель в униформе быстро поднял ее на лифте и высадил на нарядный новый коврик перед ярко-зеленой дверью.
«Страх-то какой… – подумала Рода. – Хуже, чем к дантисту. Но надо теперь довести дело до конца».
Розовея от смущения, она позвонила.
Дверь открыла пожилая прислуга.
– Э-э… могу ли я… миссис Оливер дома? – пробормотала Рода.
Прислуга отступила в сторону. Девушка вошла. Ее провели в гостиную, где был полный беспорядок.
– Простите, как мне доложить о вас?
– А… мисс Доз… мисс Рода Доз…
Роде показалось, прошло целое столетие, но на самом деле – около двух минут. Горничная вернулась.
– Пройдите, мисс, сюда.
Зардевшись еще сильнее, Рода последовала за ней. Она прошла коридор, повернула за угол, и перед нею открылась дверь. С содроганием Рода вступила куда-то, что с первого, испуганного взгляда показалось ей африканским лесом.
Птицы, масса птиц: зеленые попугаи, попугаи ара, [88] птицы, неизвестные орнитологам, [89] заполняли все уголки и закоулки, казалось, девственного леса. И среди разгула этой птичьей и растительной жизни Рода различила обшарпанный кухонный стол с пишущей машинкой, разбросанные по всему полу листки машинописного текста и миссис Оливер, – волосы у нее были в диком беспорядке, – поднимающуюся с расшатанного стула.
– Дорогая моя, как я рада вас видеть, – сказала миссис Оливер, протягивая руку, испачканную копиркой, и пытаясь второй рукой пригладить волосы – процедура совершенно бессмысленная.
Со стола упал задетый ее рукой бумажный кулек, и по всему полу запрыгали, покатились яблоки.
– Ничего, дорогая, не беспокойтесь, кто-нибудь их потом подберет.
Едва дыша Рода разогнулась с пятью яблоками в руках.
– О, спасибо. Не надо снова укладывать их в кулек, он, кажется, здорово порвался. Положите их на камин. Вот правильно. Теперь присаживайтесь. Давайте побеседуем.
Рода принесла еще один расшатанный стул и уставилась на хозяйку дома.
– Послушайте, мне ужасно неудобно. Не помешала ли я вам? – спросила Рода, затаив дыхание.
– И да и нет, – ответила миссис Оливер. – Как видите, я работаю. Но этот мой отвратительный финн совсем запутался. Он сделал какое-то страшно умное заключение о тарелке фасоли, а сейчас только что обнаружил смертельный яд в начинке из шалфея с луком для гуся на Михайлов день, [90] а я как раз вспомнила, что фасоль к Михайлову дню уже не продают.
Захваченная интригующей возможностью стать свидетелем творческого процесса, Рода едва дыша произнесла:
– Она могла быть консервированной.
– Конечно, могла бы, – сказала миссис Оливер с сомнением. – Но это сильно нарушило бы весь замысел. Я вечно вру что-нибудь, когда мне нужно писать про сад или огород. Люди пишут мне, что цветы у меня в романах рассажены совсем неправильно – как будто это имеет значение, – во всяком случае, в лондонских магазинах они чувствуют себя отлично – в букетах.
– Конечно, не имеет значения, – преданно глядя на миссис Оливер, сказала Рода. – О, миссис Оливер, должно быть, так здорово быть писателем.
Миссис Оливер потерла лоб пальцем, перепачканным копиркой, и спросила:
– Почему же?
– Ну-ну… – сказала Рода, немного опешив. – Потому, что это должно быть… Должно быть замечательно, так просто сесть и написать целую книжку.
– Это происходит не совсем так, – сказала миссис Оливер. – Приходится даже думать, знаете. А думать всегда утомительно. Надо выстроить сюжет. А потом то и дело застреваешь, и кажется, что никогда не выберешься из этой путаницы, но выбираешься! Писать книжки не ахти какое удовольствие. Это тяжелая работа, как и всякая другая.