Ей удалось прочитать «Шаффер & Сыновья», но Уэйн отнял у нее бумагу.
— Черт возьми. Никогда не видел женщины любопытнее!
Он уходил от нее с бумагами в руках, а она упрямо преследовала его.
— Ты делал то же самое, когда впервые пришел ко мне домой. Ну покажи. Хочу посмотреть, что там написано…
Уэйн отстранил ее, поспешно уложил папку и бумаги в ящик и, заперев его, опустил ключ в карман брюк.
— Ничего не поделаешь. Мы, торговые партнеры, ведем очень важные дела, которые весьма интересуют англичан… — Он обнял ее. — Особенно англичанок. Теперь, когда приехали нигерийцы с нефтью и ураном, представляю, как забегали в твоем посольстве. Умираете от зависти. Спорю, что в твоем офисе теперь полно разных типов, примчавшихся из Лондона с бомбочкой и чемоданами денег, чтобы перекупить наших нигерийцев. Разве не так?
Мерилен, у которой не выходил из головы разговор с Контатти, на минуту испугалась: вдруг Уэйн что-то заподозрил, и слишком громко рассмеялась в ответ:
— Ну что ты! Наш посол уехал на каникулы, и все спокойно спят.
Уэйн усмехнулся и расслабил галстук.
— А я сегодня просто сам не свой, устал невероятно. — Он снял пиджак. — У меня был сумасшедший день. Адские совещания. Цифры, счета, кока-кола. Мне нужно принять душ.
Она тем временем прилегла на диван.
— Конечно прими, дорогой. Только не надо чистить зубы. Это всегда так удручает.
Уэйн прошел в спальню и оттуда в ванную. Прежде чем закрыть дверь, послал ей поцелуй.
Мерилен громко крикнула, чтобы он непременно услышал:
— Ненавижу трезвых, пунктуальных и занудных чистюль.
В ответ прозвучал голос Уэйна:
— Минни, приготовь мне, пожалуйста, скоч. А себе — ни-ни, ты и так уже пьяна…
— Хорошо, дорогой.
Она встала, рассеянно оглядела комнату, включила музыку и, налив виски, отпила глоток. Улыбнулась какой-то своей мысли, приготовила скоч для Питера и решила отнести ему в ванную.
Стоя под душем, он высунулся, чтобы глотнуть скоча.
— Минни, ты сама любовь.
— Да, дорогой.
— Спасибо, дорогая.
— Пожалуйста, дорогой.
Между тем, пошарив в карманах брюк Питера, оставленных на стуле, она извлекла ключ от ящика.
— А мне дашь глотнуть, дорогой?
— Конечно, Минни. — Он дал ей отпить из своего бокала, она подтолкнула его обратно под душ и ушла.
В гостиной она открыла ящик, взяла папку и документы, но читать их не стала.
Уэйн между тем заметил, что брюки лежат как-то иначе. Удивившись, он заподозрил неладное, пошарил в карманах и понял — ключ исчез. Встревожившись, он выскочил из душа как раз в тот момент, когда Мерилен входила в ванную с папкой в руках.
— Как она открывается, дорогой?
Раздосадованный, Уэйн бросился к ней, намереваясь забрать документы. Она побежала от него, он нагнал ее в спальне, голый и мокрый.
— Дай сюда, оставь!
Она задержалась по другую сторону кровати, пытаясь открыть папку.
— Хочу знать о тебе все. По-твоему, это несправедливо?
Уэйн бросился на кровать, чтобы отрезать ей путь к отступлению.
— Хватит!
Но она снова увернулась и стала разбрасывать бумаги лист за листом, и Уэйн принялся ловить их.
— Да ты пьяна, совершенно пьяна!
Наконец ему удалось отнять у нее папку, он обнял Мерилен, и они упали на кровать. Она возражала:
— Прошу тебя, дай прочитать…
— Кончай эту глупую игру. А то я тебе сейчас покажу!
Он приподнял ее, перевернул на живот и принялся шлепать по ягодицам.
— Седьмая заповедь: не желай добра чужого…
Она не оказала никакого сопротивления и спокойно заметила:
— Это восьмая заповедь, дорогой.
— Нет, седьмая.
— Ошибаешься, дорогой. Седьмая — это о чужой жене.
— Короче, перестанешь наконец спорить?
— А ты, вместо того чтобы шлепать, отважишься наконец поцеловать меня?
Они рассмеялись. Он помог ей повернуться и поцеловал в кончик носа.
— Так это седьмая или восьмая?
— Не помню.
— Ох, Минни, теперь ведь не успокоюсь, пока не посмотрю в энциклопедии.
Она высвободилась из его объятий.
— Знаешь, завтра вечером я пригласила нескольких подруг поужинать у меня дома.
— И что?
— Жаннет тоже будет.
— Жаннет? Ты серьезно?
— Самая красивая женщина на свете. По-твоему. А ты — единственный приглашенный мужчина.
Уэйн недовольно поморщился:
— Ах нет, завтра вечером не смогу.
— Ну давай тогда в понедельник вечером.
— Ничего не поделаешь. Я занят весь понедельник. И вторник тоже.
— Но не вечером же.
— И вечером. И ночью. Но уже со среды, обещаю, буду целиком принадлежать тебе. И Жаннет.
— Но что ты должен делать ночью? Женщины спят…
— Ах, мне как раз будет совсем не до сна.
— Офисы закрыты…
— Мне придется всю ночь торчать на улице, в холоде…
— И в темноте…
— Да, именно в темноте. Ну вот, теперь я все тебе рассказал. Наш торговый агент устраивает странные встречи, и мне приходится сопровождать его.
Он погасил верхний свет, оставив только лампу на прикроватной тумбочке. Полумрак успокаивал.
Она начала раздеваться и делала это нарочито медленно. Уэйн сгорал от желания.
— Ну давай же быстрее.
Торопливыми, резкими движениями он снял с нее трусики. Она не мешала ему, потом позволила обнять себя. Бесстрастно. Он погасил ночник.
Прильнув к ней всем телом, Питер прошептал что-то дурашливое.
— Неинтересно, — произнесла вдруг она ледяным тоном.
— Что?
— Все.
Уэйн включил свет. Взгляд Мерилен был устремлен в потолок. Уэйн в растерянности так и остался лежать на ней.
— Что ты хочешь сказать?
— Неинтересно, вот и все.
Уэйн покачал головой. Он был обижен, хотя и старался не показать этого:
— Но ты же сама все время мешаешь. Останавливаешь меня. Любовью занимаются вдвоем, тебе разве неизвестно это?
— Ты находишь, что я недостаточно женственна?