— Рудольф Форст — русский?! Но это же абсурд!
— Жена и дети — англичане. Профессор Кембриджа. Советник правительства по вопросам энергетической политики… Когда с одобрения вашего друга Уэйна он прибудет в Москву, среди многих интересных вещей, какие он сообщит своим начальникам из КГБ, самые интересные будут касаться кое-каких наших программ в области энергетики, которые из скромности мы никому не хотели бы открывать.
— А если он уже сделал это?
— Нет, это исключено. Видите ли, мисс Ванниш, Форст отправился в Детройт в обществе одного нашего министра, человека легкомысленного и неосторожного… Именно от него Форст получил тогда весьма любопытную информацию, которую, я уверен, он скрыл от ЦРУ, надеясь рано или поздно передать ее КГБ.
— Теперь, кажется, понимаю. Форста взяли американцы, но то, что ему известно, может нанести ущерб нам, англичанам.
— Совершенно верно. Естественно, мы предприняли ряд официальных шагов в Вашингтоне, заставив вмешаться даже министра обороны, чтобы предотвратить этот губительный обмен… Но американцы во что бы то ни стало хотят получить человека, которого захватила Москва. Это Фрэнки Хаген, отличный разведчик. — Он с огорчением покачал головой. — Мы перестали контролировать ситуацию, мы беспомощны. Даже наши друзья больше не защищают наши интересы. Мы сегодня вроде Албании, Дании… Пешки… Через нас переступают, нас предают, нами жертвуют… Вашингтон обращается с нами как Москва со своими союзниками.
В его голосе слышалось искреннее огорчение. Он взглянул на женщину, и вдруг взгляд его оживился. Он доверительно взял ее за руку и подвел к стеклянным дверям, выходящим на террасу.
— А теперь поговорим о самом главном. Мисс Ванниш, вы согласились бы сотрудничать с нами? — Не дожидаясь ответа, он тотчас продолжил: — Нет, я не предлагаю вам стать сотрудником нашей секретной службы. Я прошу вас только помочь нам в одной особой, совершенно исключительной ситуации. Скажем так, я обращаюсь к вашим патриотическим чувствам, если это расхожее выражение имеет для вас какое-то значение.
— А для вас не имеет?
— Для меня? Я действую… по привычке.
Она принялась в задумчивости ходить по комнате.
— Предполагаю, что…
— Еще скоч? — Он предупредительно поспешил к бару, но она жестом остановила его.
— Спасибо, достаточно. Поскольку вам обо мне известно все, то вы, конечно, знаете, что с утра я уже выпила два, даже три мартини. Вы добавили два виски, а теперь предлагаете третий. Вы в самом деле думаете, будто я типичная тридцатилетняя англичанка, склонная к алкоголизму?
— Нет? — Свое удивление он мгновенно превратил в радость. — Слава богу! Это первая хорошая новость за сегодня.
Она улыбнулась:
— Думаю, вы видите меня насквозь.
— Нет-нет, предпочитаю вас именно такой, какая вы есть.
— Мне не повезло в любви, я пью, иногда курю, нервы у меня постоянно расшатаны. Как вы можете серьезно предлагать мне, пусть даже ненадолго, стать… секретным агентом?
— Перспектива немного отвлечься, к тому же столь волнующая, не привлекает вас?
Она продолжала подыгрывать ему, так было проще.
— Вы затронули больное место. Серая обыденная жизнь… рутина… скука… печаль…
— И вдруг появляюсь я! Неожиданный, неизвестный, даже в дрожь бросает!
Он открыл дверь и вышел на террасу. Мерилен последовала за ним. Некоторое время они молчали. Приятно было любоваться зеленью парка. Уже смеркалось.
— Думаю… — произнесла она. — Видимо, мне придется порвать отношения с Уэйном.
— Напротив. Я посоветовал бы вам, что называется, играть с ним на равных.
Она, казалось, не поняла. Контатти продолжал:
— Уэйн солгал вам. Поступите с ним также. Используйте свою… дружбу, чтобы узнать…
Мерилен закончила фразу:
— …когда и где произойдет обмен.
— Не думайте, будто мы совсем беспомощны, кое-что нам тоже известно. Но дело очень срочное, и вы могли бы подтвердить некоторые наши предположения.
— Короче, провожу ночь с Уэйном и, пока он ослеплен страстью, роюсь в его бумагах…
Контатти согласно кивнул.
— И все? — спросила она, помолчав.
— Да.
Она стала спускаться по ступенькам. Контатти последовал за ней. Они подошли к воротам. Мужчина, казалось, утратил свою привычную непринужденность.
— Думаю, нет нужды советовать вам не говорить никому ни слова о нашем разговоре. Даже нашему послу… который, более того, не должен знать и о том, что я нахожусь в Италии. Все, что мы сделаем, будет происходить вне официальных рамок. Вы меня понимаете? Считайте, что это наша… личная инициатива.
— Вы еще не сказали мне, что будет дальше. Что произойдет, когда узнаете время и место обмена разведчиками.
— О, ничего особенного. В сущности, нам важно только убедиться, что Рудольф Форст держит рот на замке.
— И как вы это сделаете?
Контатти уклонился от взгляда Мерилен.
— Кто знает. Посмотрим.
— Есть только один способ заставить человека держать рот на замке.
— Не скажите. Существует не только радикальное решение. Мы могли бы выкрасть его, например. Что вы об этом скажете?
Она нахмурилась:
— Что я согласилась принять участие в убийстве человека.
Они подошли к воротам. Контатти открыл замок.
— Не надо драматизировать.
— А муки совести?
— Мучайтесь, но не позволяйте этим мукам управлять вами. Все проходит.
Он взял ее руку и поцеловал.
Они молча взглянули друг на друга, он не отпускал ее руку. Контатти сделался серьезным, и пожатие его руки выражало искреннее волнение.
— Будьте осторожны. Ваш друг — американец, значит, простодушен, но не следует недооценивать его.
Мерилен вышла и обернулась, закрывая ворота.
— Ни в коем случае не ищите меня, — посоветовал Контатти. — Я сам найду вас, когда будет нужно.
Он поклонился. Мерилен ответила ему жестом и, взволнованная, прошла к своей машине. Тронулась с места медленно, как будто не спешила удалиться.
Вернувшись в дом, Контатти почувствовал необходимость заняться каким-то делом. Он включил гидравлическую установку для полива сада. Трубы, лежавшие вдоль аллей, вздулись и начали подрагивать. Легкий дождь оросил траву.
Инстинктивно Контатти обернулся и увидел Шабе, неслышно появившегося у лестницы. Старик стоял в задумчивости. Его потухший, мрачный взгляд был устремлен на конец трубы, извивавшийся под напором воды, словно змея.
И Шабе снова оказался во власти воспоминаний. Горестных, мучительных, унизительных воспоминаний, одолевавших его, подобно наркотику, и необходимых, потому что старику не давала покоя чудовищная жажда мести.