Понятия не имею, каков на самом деле был оклад письмоносицы и какую сумму ушлая баба клала в свой карман, но нам с Тамарочкой червонец казался гигантскими деньгами. Каждое утро до уроков мы носились по подъездам, раскладывая по почтовым ящикам «Правду», «Труд», «Советскую Россию». После шести вечера операция повторялась, наступало время «Известий» и «Вечерней Москвы».
Насобирав солидную сумму, мы отправились в книжный магазин, купили книгу некого Николая Будкина [15] «Горят мартеновские печи», взвесили ее на кухонных весах, выяснили, что один томик весит четыреста граммов, значит, чтобы завладеть одной книгой из серии про Анжелику, нам понадобится приобрести пятьдесят опусов Будкина стоимостью девяносто копеек каждый. Отчего мы выбрали именно произведение про сталеваров? Ну, оно было одним из самых дешевых и толстых. Например, повесть некого Потапова «Бетон и кирпичи» содержала всего сто двадцать страниц, зато стоила аж три целковых. Будкин оказался в два раза больше по объему и во столько же раз дешевле, но все равно сумма в сорок пять рублей казалась нам недостижимо огромной. Кое-кто бы отказался от этой затеи, но нас с Томочкой всегда отличало упорство в достижении цели, поэтому мы решили не сдаваться и к середине декабря сумели накопить необходимое.
Ощутив себя крезами, мы отправились в магазин и спросили у продавщицы:
– Книга Будкина «Горят мартеновские печи» есть?
– Да, – лениво ответила тетка, давно потерявшая надежду продать шедевр в жанре социалистического реализма.
– Дайте пятьдесят штук, – пискнула Томочка.
Торговка вынырнула из летаргического сна, покраснела и рявкнула:
– Убирайтесь отсюда, пока милицию не вызвала!
Я испугалась, что наш план нарушится из-за вредной бабы, и затараторила:
– Тетенька, у нас есть деньги, продайте книжку.
Но продавщица меня не услышала. Она еще сильнее заорала:
– Нахалки! Я вас запомню! Не смейте даже на порог показываться. Придумали! Пятьдесят книг Будкина! Да эту повесть к нам год назад завезли, мы за двенадцать месяцев один экземпляр сбыли! Танька из гастронома схватила, сказала: «Листов много, как раз подойдет, у нас в кондитерском бумага закончилась, кульки под конфеты не из чего вертеть».
Я хотела было рассказать, что и нам сие произведение нужно не для чтения, но подруга выволокла меня на улицу, бормоча по дороге:
– Умный в гору не пойдет, умный гору взорвет. Не волнуйся, я уже нашла выход.
Следующую неделю все наши одноклассницы, которым мы пообещали дать почитать «Анжелику», заходили в книжный магазин и приобретали роман Будкина. Аккурат под Новый год мы собрали пятьдесят книг и оттащили их в палатку, где принимали макулатуру. Наконец-то наступил долгожданный момент: обретение вожделенного произведения Анн и Сержа Голон.
Одиннадцатого января я бежала мимо книжной лавки в школу и внезапно увидела на стеклянной двери здоровенный плакат, гласивший: «Двадцать третьего числа у нас состоится встреча с любимым писателем московских школьниц Николаем Будкиным. В программе обсуждение романа «Горят мартеновские печи». Я не пошла на мероприятие и не знаю, посетил ли его хоть один человек. Представляю, как недоумевал бедный Будкин, когда узнал, что его шедевр внезапно вошел в моду у восьмиклассниц одного московского микрорайона и потом так же стремительно был навсегда предан забвению. Сейчас, заглядывая в книжные магазины и натыкаясь взглядом на шеренги книг Голон, я невольно улыбаюсь и глажу корешки романов об Анжелике. Не удержалась я и сегодня, провела ладонью по обложке и вышла из каюты Маргариты.
Неужели на теплоходе никого нет? Мне стало страшно, и тут слух уловил звук упавшего предмета и брань. Девочку, выросшую на улице, трудно смутить руганью, но сама я не употребляю нецензурные выражения и не люблю, когда их произносят вслух, в особенности если рядом ребенок. Но сейчас заливистый мат меня обрадовал, как встреча с любимым человеком.
Я бросилась туда, откуда слышалась брань, и увидела рыжеволосого парня, который собирал с пола осколки.
– Слава богу, вы здесь! – воскликнула я.
Матрос вздрогнул, уронил стекляшки и взвизгнул:
– Кто тут? Не подходи, часовой стреляет без предупреждения.
Меня охватило любопытство: из какого вида оружия он решил открыть огонь? У него под рукой только швабра!
– Фу! – выдохнул матрос. – Не узнал вас! Думал, все пассажиры на экскурсию ушли. Услышал шаги, потом ваши слова, и мне прям нехорошо стало!
– У меня противный голос? – обиделась я.
Парнишка шмыгнул носом и ответил:
– Не, как у всех, ничего особенного.
– Почему тогда ты испугался? – спросила я.
Матрос заколебался, потом сказал:
– Нечисто на корабле, тетя Рита говорит, что здесь дьявол поселился, она его в кают-компании видела!
– Не следует доверять бредням Некрасовой, – назидательно сказала я. – Вас как зовут?
– Игорь, – представился юноша.
– Очень приятно, а я Виола. Не знаете, куда весь народ подевался?
Игорь оперся на швабру:
– Круизники в Козловск поперли. А наши в бухту подались, Иван Васильевич хоть и строгий, да добрый, он людям отдыхать разрешает и сам не прочь на бережку с удочкой посидеть.
– Вас, значит, бросили? – уточнила я.
– На дежурстве оставили, – отрапортовал матрос.
Мне стало легче: пусть хилый Игорь и не похож на могучего охранника, вдвоем все же безопасней.
– Зря вы на тетю Риту баллон покатили, – заступился за Некрасову матрос. – Она хорошая, помогла мне сюда устроиться. Иван Васильевич брать меня не хотел, потому что мне еще шестнадцати нет, все говорил: «Учись, Игорек, человек с образованием без куска хлеба не останется!» Но у меня мама больная, работать не может, и брат маленький, ему то колготки, то ботинки, то штаны купи. Спасибо, тетя Рита Ивана Васильевича уломала.
– Ты же не всерьез сейчас сказал про нечистую силу? – хмыкнула я.
Игорь округлил глаза:
– Думаете, я вру? Тетя Рита его видела! Мохнатый, черный, с копытами и рогами!
– Перестань, – отмахнулась я. – Стыдно глупости повторять!
Игорь нахмурился: