Они расположились на очередной ночлег в небольшом монастыре, где благочестивые братья с радостью предложили им за умеренную плату ужин и кров в гостевом доме, а на следующее утро, ближе к полудню, отряд уже подъезжал к Борли. Барский дом стоял на небольшом холме, окруженный палисадом и сухим рвом, с внутренней стороны которого был насыпан земляной вал. Въездные ворота покосились, а парадный двор был завален мусором, черепками горшков, обломками сундуков и комодов. Полуживые куры клевали что-то на земле, с загаженных насестов то и дело взлетали голуби, а у затянутого тиной пруда гоготали гуси. Сам дом явно был выстроен на месте прежнего каменного жилища — на старом фундаменте были возведены стены из оштукатуренных бревен. Теперь эта постройка понемногу разрушалась. Дверь висела на кожаных петлях, оконные ставни вообще были сорваны, а в покатой соломенной крыше зияли прорехи.
Де Пейн спешился и вошел в темную прихожую. Отвратительное зловоние заставляло сдерживать дыхание, а покрытые слоем грязи стены оскорбляли взор. Рыцарь подавил внезапную дрожь. Было во всем этом нечто, навевавшее невыразимый ужас, словно в глубине мрачного запущенного дома затаилось зло. То же самое чувство испытали и Гастанг, и Парменио. Никто не захотел оставаться внутри, все вышли на свежий морозный воздух.
— Странно, — произнес де Пейн. — Укрепленный особняк так запущен и заброшен, и это в военное время!
Наверняка здесь должны были укрываться люди: крестьяне, преступники, наконец. — Он попросил воинов обыскать надворные постройки.
— А что мы здесь ищем-то? — спросил Гастанг.
— Что-либо странное, — ответил де Пейн. — Что-то такое, чего здесь быть не должно.
Воины отряда с шутками и прибаутками бросились выполнять приказ, довольные, что уже не надо трястись по обледеневшим дорогам, но по мере поисков настроение этих закаленных бойцов стало быстро меняться. Ими овладело беспокойство, желание побыстрее убраться отсюда; они стали громко обсуждать, где разбить лагерь для ночлега. Обыск дворов и построек продолжался, и вот один воин подбежал к де Пейну, ожидавшему у надвратной башни.
— Здесь недавно кто-то побывал. — Наемник махнул рукой в противоположную сторону двора. — В конюшне свежий навоз. А в маленькой кухоньке остатки обеда.
— Это Беррингтон и Майель, — чуть слышно сказал де Пейн. — Должно быть, они здесь ночевали.
Быстрым шагом подошел Парменио и потянул де Пейна за плащ.
— Идем! Я тебе кое-что покажу.
Они прошли через весь двор к маленькой часовне, точнее сказать, это был обычный амбар с пристроенной звонницей. Это строение с узкими, как бойницы, окошками и могучими потолочными балками почернело от времени, каменные плиты пола наполовину стерлись. Гулкое эхо жило в этом унылом месте среди населяющих его призраков. Парменио уже зажег взятые из привезенных запасов свечи и фонари. Свет, однако, был бессилен развеять царившее здесь уныние, позволяя рассмотреть лишь облупившиеся настенные фрески и картины с растрескавшейся краской. Генуэзец провел Эдмунда в полукруглое святилище, сложенное из кое-как обожжённого кирпича, пол которого, однако, был выложен плиткой. В центре возвышался деревянный алтарь. Парменио отодвинул его и поставил на пол две свечи, что позволяло рассмотреть черные пятна на полу.
— Костер разводили, — прошептал Парменио, — и совсем недавно. Жгли дерево и древесный уголь, и вот, посмотри… — Он поднёс свечу к одной из стен и указал пальцем на темное пятно у ее основания.
— Кровь, вне всяких сомнений.
Де Пейн опустился на корточки.
— Здесь были Майель и Беррингтон, — сказал Парменио.
— И с ними, — невесело усмехнулся рыцарь, — сам Уокин.
Де Пейн осмотрел и ощупал темное липкое пятно, тихонько пробормотал молитву и пошел по центральному нефу к выходу — шаги отдавались гулким эхом, как удары в барабан. В колеблющемся свете казалось, что вырезанные на капителях толстых круглых колонн ангелочки косятся на него с недоброй усмешкой. Эдмунд остановился на выщербленном пороге и вгляделся в кладбище, неухоженное, заросшее папоротником и сорными травами до такой степени, что уж почти не видны стали обглоданные ветром каменные надгробия и покосившиеся деревянные кресты. Он уже собрался было идти дальше, как вдруг уловил краем глаза какое-то движение на кладбище. Присмотрелся. Так и есть: там прятался кто-то одетый в коричневое и зеленое, почти незаметный на фоне старых плакучих ив, колючего кустарника и плетей ползучих растений. Рыцарь поднял глаза на посеревшее небо, уже тронутое ранними сумерками. Скоро наступит «час совы», и оставаться в этом месте… Он припомнил рассказы Теодора о привидениях: на каждом кладбище есть охраняющий его дух, не вознесшийся на небо, — душа последнего, кто был здесь погребен. Быть может, ему померещилось? Он улыбнулся, расслышав среди кустов слабый треск. Дух с такой тяжелой поступью?
А из глубины часовни к нему уже спешил Парменио.
— Что здесь? — проговорил он чуть слышно. — Мне почудилось…
— Это зловещее место, — отозвался де Пейн. — Зло бродит здесь, подобно зверю ненасытному у дверей жилища, зверю, изголодавшемуся по душам человеческим. Уж не знаю, кто, — он повернулся лицом к генуэзцу, — только кто-то прячется там, в кустах. И я не уверен, что это враг. Напасть на такой отряд, как наш, никто не осмелится. Добро же, — сказал он со вздохом, — быть может, честность поможет рассеять здешние чары. — И рыцарь, не дожидаясь ответа собеседника, пошел на кладбище.
Он остановился возле старинного склепа, полуразвалившегося, изъеденного временем и непогодой; когда-то это была великолепная гробница, теперь же она обветшала, став по сути кучей больших камней. Эдмунд взобрался на нее и вытащил меч из ножен.
— Парменио! — позвал он. — Не мог бы ты перевести…
Генуэзец, растирая замерзшие щеки и нос, нехотя приблизился. Де Пейн поднял меч с крестообразной рукоятью.
— Кто бы ты ни был, — воззвал он, — от кого бы ты ни скрывался, я не враг тебе. Я пришел к тебе с миром. Клянусь этим крестом и всем, что есть на свете святого, что не причиню тебе зла. Да, даже в этом месте, кишащем демонами, ты будешь в безопасности. — Парменио повторил его слова на грубом языке островитян. После этого де Пейн вынул из кошеля одну из немногих оставшихся золотых монет и высоко поднял ее, чтобы хорошо было видно. — Клянусь нашим Спасителем, ты получишь вот это, если подойдешь ко мне. — Он опустил руку и спрыгнул со склепа.
Кусты закачались. Вышли трое мужчин в темно-зеленых накидках и коричневых штанах, в надвинутых на глаза капюшонах. В руках они держали арбалеты, за поясами были кинжалы. Двое сразу остановились, а тот, кто шел в середине, медленно двинулся вперед. Свой капюшон он откинул, открыв узкое, заросшее бородой лицо, слезящиеся от холода глаза и обветренные скулы. Он подошёл к де Пейну с протянутой рукой. Рыцарь пожал её.