Шаги постепенно приближались, они доносились снизу. Потом звук затих, и она услышала легкий скрип ролика, приводившего в действие люк типографии. Кто-то зажег свет и теперь шел по соседнему помещению. Шаги, шорох бумаги… Теперь он приближается к двери, поворачивает ручку, открывает ее, его черный силуэт четко вырисовывается в потоке света.
Он протянул руку к выключателю и зажег лампу, висевшую на потолке, закрыв за собой дверь. Мирей еще плотнее прижалась к стене, но понимала — стоит пришельцу сделать еще хотя бы четыре или пять шагов вперед, он ее увидит. Внезапно свет задрожал и погас. Должно быть, перегорела лампочка. Тогда человек отошел назад и снова приоткрыл дверь, чтобы в помещение проникал свет из соседней комнаты, после чего двинулся налево, к стене, и отодвинул со стеллажа лист плотной бумаги. Там оказался небольшой сейф.
Он нажал клавиши на электронном пульте, и Мирей краем глаза увидела их на дисплее: 15… 20… 19… 9… 18. Сейф открылся, человек протянул руку внутрь и достал оттуда длинный черный футляр с двумя застежками на петлях — из тех, в каких хранят музыкальные инструменты или оружие. Потом он погасил свет в типографии, в темноте пересек второе помещение, пройдя совсем рядом с Мирей — та задержала дыхание, — взял еще какой-то предмет — Мирей не смогла разглядеть, что именно — и исчез за дверью.
Мирей дождалась, пока его шаги затихнут, потом подошла к сейфу и набрала ту же комбинацию: 15, 20, 19, 9, 18. Сейф открылся, и девушка осветила его изнутри маленьким фонариком, висевшим у нее на ключнице: там лежала папка со странным рисунком на обложке, сделанным углем, — головы вепря, быка и барана. Она начала листать содержимое, и по мере того как строки пробегали у нее перед глазами, черты лица ее искажались, взгляд темнел, а когда она добралась до конца, на лице ее изобразился ужас, и она зарыдала.
— Нет! — закричала она, уже не сдерживаясь, и бросила папку в сейф, словно прикоснулась к раскаленному железу.
Закрыв сейф, Мирей в слезах кинулась к двери в дальней стене, открыла ее и, спотыкаясь, спустилась вниз по маленькой лестнице, оказавшись в помещении, похожем на винный погреб. При помощи фонарика обнаружив старый пандус для ссыпки угля, она по нему выбралась на поверхность на глазах у удивленной бродячей собаки, рывшейся невдалеке в куче мусора. Она очутилась на улице Палленес и бросилась бежать к площади Омонии. Сердце разрывалось у нее в груди. Остановилась у первой попавшейся телефонной будки, позвонила в гостиницу Мишеля в Эфире. Подошел Норман:
— Мирей? Что случилось?
— Норман, дай трубку Мишелю, пожалуйста, даже если он спит.
Последовала пауза.
— Норман, отвечай! Дай трубку Мишелю!
— Мишеля нет, Мирей. Я жду его довольно давно, он вышел из гостиницы еще днем. Он поехал к Ари, но Ари нет дома, а Мишель еще не вернулся. Я дал знать полиции, его уже ищут… Его машину вроде бы видели на дороге, ведущей в Мецовон.
— Мецовон? Нет… о Боже мой, нет…
Мыс Сунион
11 ноября, 6.30
Ари проходил под стенами огромного храма на мысе Сунион, когда на горизонте едва начала брезжить молочная полоска света. Сколько моряков за долгие тысячелетия видели, как на горизонте тает большой серый утес, а вместе с ним и любезная сердцу отчизна, в то время как их уносит прочь северный ветер.
Он свернул на север, оставив за спиной белые призраки дорических колонн, и двинулся в направлении Марафона, а потом наконец увидел дорожку, поднимавшуюся вверх к большому одиноко стоящему дому у дубовой рощи.
Он поднялся по ней, держа в руках сверток, и, подойдя к двери, позвонил в колокольчик, молча дожидаясь, пока кто-нибудь ему отопрет. Место было открытое, но безветренное, серое небо казалось совершенно неподвижным.
Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге показался человек с длинными седыми волосами, в темном хлопковом халате.
— Я от адмирала, — сказал Ари.
— Знаю, — ответил хозяин. — Входите. — И повел его через маленькую дверь по коридору в большое помещение с голыми стенами, где обычно работал.
Ари увидел стол, положил на него предмет, принесенный с собой, и развернул: им оказался удивительный микенский сосуд из чеканного золота, привезенный в Афины в тревожную ночь десять лет назад.
— Адмирал сказал, из этого золота вы должны сделать свою работу.
— Из этого? О Боже мой, но как я могу…
Ари наблюдал за ним, не произнося ни единого слова. Он неподвижно стоял, сложив руки на животе, словно ждал ответа. Его собеседник долго разглядывал великолепный сосуд, ходил вокруг него кругами, словно желая запечатлеть в памяти все подробности изумительного произведения искусства. Ари как будто очнулся.
— Адмирал хочет, чтобы от него ничего не осталось… На случай если вы попытаетесь сделать копию…
Скульптор повернулся к мольберту, стоявшему в углу, и снял с него ткань: под ней оказалась превосходная маска, выполненная им сначала из глины, а потом из белого цемента.
— Но зачем разрушать такое чудо?
— Так хочет адмирал. Если вы ему друг, сделайте, как он говорит, прошу вас.
Скульптор кивнул:
— Хорошо. Я сделаю, как он хочет. Возвращайтесь через два дня.
— Нет. Я подожду, пока вы закончите. Все должно быть исполнено сейчас, за короткое время.
Ари сел в углу и закурил трубку.
— Куда вы отвезете ее, когда она будет закончена? — спросил скульптор.
— В Эфиру, — ответил Ари, — но все свершится скоро, очень скоро. Поэтому у нас осталось мало времени.
Скульптор опустил голову и принялся за работу.
Шоссе, идущее вдоль берега к Патрам, в этот утренний час оставалось почти пустым, и сержант Влассос ехал довольно быстро, время от времени кусая от булки с сосиской и отхлебывая пиво из бутылки, потом снова засовывая ее в бардачок. Капитан Караманлис сидел рядом и листал свой блокноте записями.
— Почему бы нам не попросить помощи у коллег из Превезы, шеф? — спросил Влассос, жуя. — Расставим блокпосты вокруг города и по более широкому радиусу. Так рыба скорее попадет в сеть. А потом им займусь я. И мы навсегда избавимся от этой головной боли. Я разорву его на куски. Он мне заплатит… Я столько пережил… Проклятый ублюдок, сукин сын!
— А что, по-твоему, мы сделали в Диру и Портолагосе? Расставили блокпосты, окружили местность, так что и комар не пролетел бы, а он прошел — он прошел. Сам дьявол стоит на стороне проклятого Сетти… да, если б я верил в россказни священников, я бы сказал тебе, что видел самого дьявола, из плоти и крови — вот как тебя сейчас вижу.
Влассос открыл рот, полный сосисок.
— …И я пока не знаю, на чьей он стороне на самом деле… Но скоро мы это узнаем… — продолжал Караманлис. — Я все испробовал, теперь остается только одно средство: ему нужен я. А еще больше — ты. В Портолагосе он бы расправился с тобой, если б мы не вмешались в последний момент.