Филиппа поняла, что отговорка с мигренью только усугубила ее положение.
Маркус был далеко не из числа любителей разговоров в мужской компании после ужина. Здесь редко можно было услышать что-нибудь дельное. Тема бизнеса еще не вошла в моду, зато пошлости было предостаточно. Порядочный джентльмен, имея досуг, вряд ли пропустит клубный вечер, игровой зал, боксерский матч, атлетические состязания, пивную или дебаты в парламенте. Во всех этих местах можно отлично посмеяться над смачными остротами. И, освобождаясь от дамского общества, джентльмены опускаются как бы на пару ступенек ниже.
Порой они раскрепощаются слишком. Как этот осанистый и цветущий господин Станден с дальнего конца стола. «Если хорошенькая юбчонка не встрепыхнется при виде меня, у меня даже не пошевелится… Но для правильных юбок на моих часах всегда шестерка», — поведал он компании. Этот его каламбур был встречен дружным хохотом большинства джентльменов. Но были и такие, кто поморщился.
Маркус с досадой отметил, что его брат Бирн последовал за группой большинства. К тому же он слишком налегал на спиртное.
— Тебе не кажется, что уже достаточно? — прошептал он ему на ухо.
Бирн, не слушая, уткнулся носом в портвейн.
— На этот раз Мисти придет первой, ставлю пять против одного, — вполголоса сообщил лорд Гемпшир Стерлингу. — Она самая лучшая в первой тройке. Никогда не видел такой могучей и ретивой кобылки. Во время войны ее племя пришлось бы кстати для королевской кавалерии. Но от нее еще нет потомства, она слишком молода. Маркус решил прислушаться к их беседе.
— А что скажешь о Славной Леди? Разрази меня гром, если она не обгонит Мисти!
Маркус знал, что лорд Гемпшир помешан на лошадях. Благодаря его страсти здесь и гостит сегодня все великосветское общество. Но за все время службы в Уайтхолле он никогда не слышал об интересах лорда Стерлинга в этой области.
— Бирн, — прошептал он на ухо брату, — лорд Стерлинг ведь не является участником заезда?
— Н-нет, не знаю, я вообще ни о ком ничего не знаю. У меня ноль информации.
Разумеется, так. После войны на континенте, во Франции и Испании, и года поправки, проведенного в Лейк-Виллидже, он с трудом вникал в тонкости светской жизни. Придется обратиться к Филиппе, она, конечно, должна знать. И не успела мысль о ней вспыхнуть в его голове, как светская беседа сделала крутой вираж от лошадей к дамам.
— А я знаю другую славную леди, которая даст фору всем остальным, — произнес Томас Херстон. — Весьма рискованная особа.
Молодые щеголи загоготали, похлопывая по спине маркиза Бротона. Тот развязно подмигнул, поднимая руку и призывая к спокойствию:
— Я джентльмен и, значит, должен хранить в тайне мои победы.
Однако вся его поза и выражение глаз явно приглашали позубоскалить на эту тему. Его подпевалы стали всячески поощрять его:
— Давай, Бротон, поделись! Или ты топчешься впустую? Тогда мы пожалеем тебя.
— Я слышал, она плотно сдвинула свои ноги с той поры, как их откинул ее муженек.
— Поднажми на нее, славный Бротон! Она уже несколько недель играет с тобой в «горячо-холодно».
Маркус почел за благо не горячиться. Все молодые идиоты готовы до бесконечности обсуждать дам.
— Эта блондинка холоднее Темзы зимой! Не ныряй в Темзу, славный Бротон.
Лорд Гемпшир открывал рот, пытаясь призвать крикунов к порядку. Он был потрясен тем, какое направление приняла беседа за его столом. Стерлинг открывал рот только чтобы похохотать. Маркус еле сдерживался, уговаривая себя быть спокойным. Наклонившись к брату, он прошептал:
— Бирн, одолжи мне тот флакон, который ты прячешь во внутреннем кармане.
Бирн впервые за этот вечер взглянул на него в упор.
— Откуда тебе известно про флакон?
— Просто известно, и все. Сколько капель ты принимаешь, чтобы заснуть?
— Две или три. Иногда четыре.
— Отлично, я хочу попробовать.
Между тем гиканье и гогот продолжались, так что даже маркиз Бротон пришел к мысли, что пора положить конец этому безобразию. Он поднял руку, показывая, что хочет говорить.
— Давайте покончим с этим, джентльмены! Вы не услышите от меня ничего такого… никаких вольностей. Могу сказать вам только одно: «Волочитесь за вдовушками, господа!»
Новый взрыв гиканья и хохота сотряс стены респектабельного дома. Юные денди хлопали друг друга по спине и плечам, безудержно предаваясь веселью.
— Тогда один тост, джентльмены! — воскликнул Маркус, вставая и поднимая в воздух свой бокал. Глаза его не отрывались от лица Бротона.
— За прекрасных вдовушек, джентльмены! — воскликнул Маркус.
Он знал, что с этого момента Бротон будет смотреть на него по-другому. Не как на третьего сына барона, не имеющего титула, но как на нового фаворита Филиппы Беннинг и своего соперника в притязаниях на ее внимание и привязанность.
Маркус видел, как прояснились его глаза, пьяно блуждавшие до этого момента. Его подпевалы, видя, что он странно притих, ожидали его реакции. Скулы маркиза заострились, гибельная улыбка, сводившая с ума стольких леди, заиграла на его устах. Он встал — великолепный, уверенный и развязный — и поднял свой бокал так же высоко, как Маркус.
— За прекрасных вдовушек! — повторил маркиз, осушая свой бокал.
— Это всего лишь я, не смотрите на меня с таким разочарованным видом. — Маркус Уорт старательно кивал Филиппе из-за полуотворенной двери ее спальни.
У Филиппы вырвался болезненный стон: ну каково это, когда тебя извлекают из полусонной дремы в три часа утра? Она легла в десять, надеясь, что Тотти сможет как-нибудь выпроводить подгулявшего Бротона с его любовными притязаниями. Но в ее дверь постучал Маркус. Что же случилось с Бротоном? Почему он изменил своим планам поволочиться за ней? Возможно, она слишком явно проявила свое безразличие к продолжению их игры? Она измучилась, пытаясь заснуть, боялась, что ее разбудит маркиз и придется с ним объясняться, но Маркус…
— Могу я войти? — Маркус улыбался, его голос был спокойным, но она понимала: он боится, что кто-нибудь заметит его в коридоре. В руке его был зажженный огарок свечи, который он прикрывал ладонью, чтобы не привлечь внимание.
— Нет, — отвечала она, хмурясь. — Тотти заснула на кушетке в моей комнате.
— Мне нужно поговорить с вами. Может, найдется другая комната?
— Я как-то говорила вам, что Тотти не разбудит и гром пушек, но на всякий случай пройдем в ее комнату.
Выскользнув в коридор, Филиппа втащила его в следующую дверь. Пошарив на полочке сбоку, нашла коническую свечу и наклонила ее к горящему огарку в его руке, чувствуя при этом, что стоит в своем ночном наряде несколько ближе к Маркусу, чем это позволяют приличия. Да и весь ночной визит выходит за рамки…