Он стоял лицом к окну и не сомневался, что слышит удаляющиеся шаги… но вдруг голос прозвучал совсем близко, за спиной.
— Считаете, что я вас жалею? — обиженно и недоверчиво проговорила Джейн.
Берн порывисто обернулся и увидел пылающие огнем глаза, горячий румянец на щеках.
— Полагаете, что я представляла вас на ассамблее, наводила справки насчет преступлений, да и сейчас вот пришла… из жалости?
— Только из жалости; иных причин я не вижу, — горько отозвался Берн. — Не понимаю, как вы можете защищать меня в присутствии маркиза и сэра Уилтона, но в то же время за целую неделю не находите мужества навестить. Неужели у вас в библиотеке, на диване, я выглядел столь нелепым?
— Нет! — искренне воскликнула Джейн.
— Почему же не пользуетесь возможностью немедленно уйти? Теперь у вас есть веские основания завершить неудачную программу реабилитации и поставить на мне крест! Черт возьми, сегодня открылись самые темные стороны моего существования.
— Я не желаю ставить крест! И вы для меня вовсе не… программа!
— В таком случае что же? Если не крест, не программа, если не испытываете ни жалости, ни ненависти — что остается?
Берн не мог не заметить, что леди Джейн переживает нелегкие минуты. Неровное дыхание, лихорадочный блеск глаз, пунцовые щеки — она едва справлялась с волнением. Он и сам чувствовал, как натянулся каждый нерв, встрепенулась каждая клеточка, ожил каждый уголок души, и, едва сознавая, повторил:
— Что же остается?
Она молчала, но ответ явился сам собой и не оставил сомнений.
— Джейн, — прошептал Берн, — что…
Слова закончились.
Неизвестно, как и откуда возник поцелуй. Они приникли друг к другу и слились воедино. Берн отбросил в сторону трость, яростно обнял Джейн, сжав ее плечи, едва не прожигая пальцами тонкую ткань дневного платья. Она прильнула, подняла руки в стремлении оказаться ближе, еще ближе…
Случилось то, о чем они оба давно мечтали, хотя и боялись признаться даже самим себе. За целую неделю разлуки Берн изголодался и истосковался. Истосковался по рыжим волосам, веснушкам, по ощущению мягких пухлых губ на своих губах, по странному чувству причастности. И нежная кожа, и бархатная глубина глаз, и непостижимый аромат жимолости… сильнодействующие средства, наркотики, но только чистые и светлые. И непреодолимые. Он бережно приподнял подбородок Джейн, проник языком в ее рот и почувствовал, как желанная красавица вздрогнула, словно была не в силах совладать со стихией.
Джейн страдала: поцелуй, объятие, близость лишь обжигали, но не дарили успокоения. Она погибала от необъяснимого, а оттого еще более горького одиночества. Руки обвились вокруг упрямой шеи, пальцы проникли в непослушные кудри — любые средства годились, чтобы почувствовать себя частью этого сильного, таинственного, неудержимо манящего человека.
Берн с радостью принял порыв, вот только нога отказалась служить. Потеряв равновесие, он упал в старое потертое кресло, увлекая за собой Джейн. Неожиданно она оказалась у него на коленях. Забытая на подлокотнике книга упала, но Берн не слышал глухого стука: для него единственными звуками оставались неровное дыхание, удивленный возглас в тот миг, когда он коснулся горячими губами шеи Джейн…
Погрузившись в восхитительные ощущения, он не сразу осознал, что она неожиданно замерла. Руки опустились. Ресницы затрепетали, а глаза открылись, разрушив магию прикосновений.
Он поднял голову и проследил за ее пристальным взглядом. Оказалось, что со странным, близким к ужасу выражением она смотрит поверх спинки кресла на кровать.
На его неубранную постель.
Вот она повернулась, взгляды встретились, и Берн увидел в глазах Джейн растерянность и страх. Но жаркий румянец на щеках не имел ничего общего ни с растерянностью, ни со страхом!
— Не бойся, — едва слышно прошептал он и легко провел ладонью по ее спине, стараясь успокоить.
К сожалению, результат оказался противоположным.
Джейн вскочила так же импульсивно, как несколько минут назад бросилась в объятия. Некоторое время тишину в комнате нарушало лишь ее прерывистое дыхание. А потом.:.
— Мне пора, — произнесла она, лихорадочно оглядываясь в поисках какого-нибудь спасительного повода. Ничего не нашла и неловко продолжила: — Благодарю… за чай.
Посмотрела широко открытыми немигающими глазами, словно испуганная ярким светом птица, и исчезла. Может быть, ее и не было вовсе? О недавнем присутствии леди Джейн Каммингс напоминал лишь легкий звук шагов на лестнице да в воздухе сохранился сладкий аромат жимолости с терпкой ноткой корицы.
Берн сидел неподвижно, не в силах справиться с изумлением.
Они даже не успели выпить чаю…
И вдруг он рассмеялся: наконец-то все стало ясно.
Леди Джейн желала его. Да, ее влекло откровенно и неумолимо. Больше не будет наивной игры в прятки, не придется изображать светское знакомство.
Потому что он этого не допустит.
«Что ж, беги, — подумал Берн с самодовольной ухмылкой. — Беги и попробуй выдержать еще хотя бы неделю. Пожалуйста, я разрешаю».
Постепенно в груди родилось и окрепло странное, неведомое чувство — теплое, светлое и… радостное. Кто бы мог подумать?
Берн Уорт искренне радовался. Радовался и знал, что ни за что на свете не позволит сомнениям и трусости отнять зарождающееся счастье.
Ночью Джейн так и не смогла уснуть.
Без конца вертелась в постели, окончательно сбив легкое покрывало. Конечно, при желании можно было бы свалить вину на погоду: жара уже давно вышла за рамки разумного. Если так продолжится и дальше, то озеро Мёрример закипит и превратится в пар. Фантастическое природное явление взволновало общественность даже за пределами Озерного края. За ужином мистер Хейл и мистер Торндайк рассказали, что в дороге встретили ученого из Лондона, который приехал на север с одной целью: изучить небывалую жару.
К сожалению, наука не знала способа исправить сложившуюся удручающую ситуацию. Джейн разучилась спать и понимала, что дело вовсе не в температуре окружающей среды. Можно было бы обвинить брата — прием испытанный и надежный. В конце концов, это он пригласил Чарлза и Невилла в самое неподходящее время. Казалось, братья и сами понимали неуместность собственного присутствия в глухой провинции и пользовались каждым удобным и неудобным случаем, чтобы высказать недовольство.
— Но здесь же совсем нечего делать! — ныл Чарлз за ужином.
— Слушай, Джейс, неужели в этой деревне действительно невозможно найти женщин? — разочарованно осведомился Невилл у маркиза, с аппетитом поглощавшего баранью отбивную.
— В Рестоне немало прекрасных молодых дам, — начала было Джейн.
Однако договорить не успела: Чарлз громко рассмеялся.