Однако угроза не подействовала; те, кто забрал книги, явно внушали Роули больший страх, чем старший хранитель. Старик лишь потупил голову и едва слышно повторил:
– Как вам будет угодно.
Мне оставалось лишь уйти ни с чем. Выйдя из библиотеки, я сжал кулаки и выругался. Неудачи по-прежнему меня преследовали; стоило мне предпринять какой-то шаг, выяснялось, что меня опередил неизвестный и, увы, более проворный соперник. И все же мой визит в библиотеку нельзя было назвать безрезультатным. Кое-что мне удалось выяснить: в книгах из моего списка действительно содержатся сведения о греческом огне. К счастью, библиотека Линкольнс-Инна – не единственная в городе. Я могу воспользоваться библиотекой Гилдхолла.
Торопливо шагая к калитке, я заметил, что погода переменилась: горячий воздух словно сгустился, стал влажным и липким.
– Доброй ночи, сэр, – прокричал мне вслед привратник.
Повернув на Канцлер-лейн, я ощутил у себя за спиной легкое движение. Резко повернувшись, я увидел, что у ближайшего дома стоит какой-то здоровенный молодой парень. В ярком свете, льющемся из окон дома, я сумел хорошо разглядеть его круглое глуповатое лицо с толстым носом, покрытым бородавками. Рука моя моментально потянулась к рукоятке кинжала. Парень, прищурившись, наблюдал за мной; внезапно он повернулся и пустился наутек. Шаги гулко отдавались по пустынной мостовой.
Тяжело переводя дух, я продолжил путь. Бэтшеба Грин упоминала о человеке с покрытым бородавками носом. Я оглянулся вокруг, пытаясь понять, не притаился ли где-нибудь его рябой сообщник. Но на улице не было ни души. Здоровенный детина, вне всякого сомнения, незаметно преследовал меня от самых ворот корпорации, выжидая удобного момента, чтобы прикончить. Мысль эта заставила меня вздрогнуть.
Испуганно озираясь по сторонам и настороженно прислушиваясь, я двинулся к своему дому. Без всяких приключений добравшись до ворот, я вздохнул с облегчением и тут же выругал себя за безрассудство. Вне всякого сомнения, расхаживать ночью в одиночестве было с моей стороны непростительной глупостью.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что небо над городом затянуто тяжелыми свинцовыми тучами. Сквозь открытое окно моей спальни в комнату проникал тяжелый спертый воздух.
«Сегодня первое июня», – вспомнил я, едва открыв глаза.
Через девять дней Элизабет вновь предстанет перед уголовным судом; через девять дней король должен увидеть греческий огонь в действии. За завтраком я рассказал Бараку о пропавших из библиотеки книгах и о человеке, преследовавшем меня на ночной улице. В свою очередь он поделился сведениями, которые ему удалось собрать, шатаясь по питейным заведениям. Так, он слышал, что огненное балтийское пойло продавалось в таверне под названием «Голубой вепрь», расположенной в Биллингс-гейте, на берегу реки. Кабаки, находящиеся в окрестностях Уолбрука, Барак тоже не обошел своим вниманием, однако слуги семейства Уэнтворт в подобные заведения никогда не заглядывали. Как выяснилось, у Уэнтвортов работали исключительно люди трезвые и благочестивые.
– Мне удалось поговорить со слугой из соседнего дома, но он сказал лишь, что Уэнтворты живут очень замкнуто. А потом мне пришлось добрых полчаса слушать его сетования по поводу пропавшего старого пса, к которому этот малый был очень привязан.
– Прошлой ночью вы неплохо поработали.
Несмотря на то что Барак влил в себя изрядное количество пива, вид у него был свежий и бодрый.
– Я расспрашивал, не видал ли кто рябого парня и малого с бородавчатым носом. Однако об этих красавцах нет ни слуху ни духу. Скорее всего, они не из Лондона. Я уже начал думать, что они решили смыться из города. Но судя по тому, что вы рассказываете, эта парочка по-прежнему здесь.
Тут вошла Джоан с письмом. Я взломал печать.
– От вдовы Гриствуд, – сообщил я. – Она хочет встретиться с нами в Лотбири, в двенадцать. Если слушание дела закончится вовремя, мы как раз успеем.
– Если хотите, я пойду с вами в Вестминстер-холл.
На это утро у меня не было для Барака никаких поручений.
– Да, я бы не отказался от спутника, – кивнул я. Откровенно говоря, после вчерашнего у меня нет желания разгуливать в одиночестве. Только, если вы пойдете в суд, вам лучше переодеться. Есть у вас что-нибудь черное, строгое и неброское?
– Не беспокойтесь, когда это необходимо, я могу выглядеть самым почтенным образом. Кстати, сегодня вечером – званый обед у леди Онор, – добавил Барак и многозначительно подмигнул. – Наверняка вы ждете не дождетесь этого события.
В ответ я пробормотал что-то нечленораздельное. О встрече с леди Онор в Линкольнс-Инне я не упоминал, опасаясь упреков Барака за упущенную возможность как следует расспросить эту очаровательную женщину. Мы вышли из дома и направились к пристани, намереваясь нанять лодку. Я заметил, что люди, встречавшиеся нам по пути, бросают выжидающие взгляды на хмурое небо. Духота стояла такая, что я, пройдя несколько шагов, уже обливался потом. Оставалось лишь надеяться, что вскоре разразится гроза и принесет облегчение людям и природе. Несмотря на ранний час, на Флит-стрит уже собралась небольшая толпа зевак. Едва я успел спросить себя, что возбудило их любопытство, как до моего слуха донесся грохот железных колес по мостовой и крик: «Мужайтесь, братья!» Я вспомнил, что сегодня день, когда казнят приговоренных к повешению. По улице медленно проехала тяжелая повозка, запряженная четверкой лошадей. За ней следовали стражники в красно-белых мундирах. Направляясь в Тайборн, мрачная процессия специально делала крюк, чтобы как можно больше горожан имели возможность ее увидеть и лишний раз убедиться в том, что преступный путь неминуемо ведет к печальному концу.
Мы замедлили шаг, когда повозка поравнялась с нами. В ней находилась дюжина осужденных; руки у всех были связаны за спинами, на шеях – веревочные петли. Я с содроганием представил, что среди них могла находиться Элизабет; возможно, она окажется в этой страшной повозке через неделю. Я знал, что последнее путешествие осужденных на казнь закончится у огромной виселицы в Тайборне; повозка остановится прямо под перекладиной, и палачи проворно прикрепят петли к железным крюкам. А потом возница хлестнет лошадей, повозка двинется, и несчастные повиснут, болтая в воздухе ногами; они будут корчиться до тех пор, пока друзья, знакомые или просто сердобольные зеваки не положат конец их мучениям, потянув их за ноги. Дрожь пробежала по моему телу, когда я с поразительной отчетливостью представил эту жуткую картину.
Большинство из осужденных стояли, потупив голову; однако были и такие, кто в приступе отчаянной веселости улыбался и раскланивался с толпой. Я обратил внимание на пожилую женщину и ее сына, приговоренных к смерти за кражу лошади. Парень неподвижно смотрел прямо перед собой, по лицу его то и дело пробегала судорога, а мать, обвив сына руками, приникла к его груди своей седой головой. Наконец повозка, грохоча, проехала мимо.