— Как много у вас забот, брат Габриель! И церковная музыка. И внутреннее убранство. — Я посмотрел на статую Доната, возле которой громоздились инструменты, потом на ремонтную люльку, прикрепленную веревками к галерее и колокольной башне. — Насколько я понимаю, у вас не слишком быстро продвигается работа. Очевидно, вы никак не придете к согласию с братом Эдвигом?
— Да. Но я уверен, что вы явились ко мне не за тем, чтобы обсудить наши с ним переговоры.
В его голосе послышалось раздражение.
— Верно, брат. Вчера я выдвинул против вас, как вы изволили выразиться, законное обвинение. Обвинение в убийстве. При этом вы заметили, что я выстроил ложную картину действий.
— Да, правильно. Я не убийца.
— Видите ли, брат Габриель… Дело в том, что мы, служители закона, нутром чуем, когда люди от нас что-то утаивают. И должен сказать, очень редко при этом ошибаемся.
Он внимательно смотрел на меня.
— Позвольте мне представить вам еще один сценарий. Так сказать, очередную цепь моих рассуждений. По мере того как я буду их излагать, вы сможете меня поправить, если я где-то ошибусь. Как вы считаете, это будет справедливо?
— Откуда мне знать, какую ловушку вы на этот раз мне приготовили?
— Обещаю, что никаких ловушек не будет. Итак, начнем с собрания монахов, которое состоялось несколько месяцев назад. Если вы помните, на нем приор Мортимус упомянул о монастырской темнице и потайном ходе, соединяющем кухню с лазаретом.
— Да, да, припоминаю.
Дыхание у него заметно участилось, он часто заморгал.
— Прежде вы им никогда не пользовались. Однако в тот миг, когда вы о нем услышали, у вас в голове начала зреть одна любопытная идея. Вы направились в библиотеку, втайне надеясь отыскать там древние планы монастыря. Я видел их собственными глазами в тот день, когда вы показывали мне библиотеку. Вы тогда здорово разволновались. По всей очевидности, потому, что мне не следовало их видеть. Я считаю, брат Габриель, что вы отыскали на планах тот самый потайной ход. Я также утверждаю, что вы пошли туда и вырезали дырку в стене нашей комнаты. Повара подтвердили, что видели вас, когда вы пробирались туда тайком. Они видели вас как раз в том месте, где, как я теперь знаю, находится дверь в потайной ход.
Он облизал пересохшие губы.
— Вы не можете ничего мне возразить, брат.
— Я… я ничего об этом не знаю.
— Да ну? Неоднократно по утрам Марк слышал подозрительный шорох. Но я лишь посмеивался над ним, утверждая, что это шуршит мышка. Однако сегодня, исследуя нашу комнату, он обнаружил дверь и дырку для подглядывания в стене. Интересно, кто бы мог ее вырезать? Поначалу я даже заподозрил лекаря, но потом обнаружил кое-что на полу коридора возле так называемого поста наблюдения. И понял, что человек, который там стоял, пришел не за тем, что бы за нами следить. Он преследовал совсем иную цель.
Брат Габриель издал стон, который, казалось, вырвался из самых глубин его естества. Он как будто обмяк и в этот миг походил на куклу, которую враз лишили поддерживающих ее веревочек.
— Вы питаете слабость к молодым людям, брат Габриель. Должно быть, вы чересчур одержимы этой страстью, коль дошли до того, что стали наблюдать за тем, как одевается по утрам Марк.
Габриель закачался, и мне показалось, что он вот-вот упадет. Ему пришлось даже схватиться за стену рукой, чтобы удержать равновесие. Он побледнел как смерть, потом внезапно его лицо запылало.
— Это правда, — прошептал он. — О Господи Иисусе, прости меня грешного.
— Довольно странное путешествие приходилось проделывать вам по утрам. Не так ли? Идти в кромешной тьме через мрачную старую клетушку, испытывая порочное возбуждение.
— Пожалуйста, пожалуйста. — Он поднял руку. — Только не говорите ему. Не говорите об этом своему юному помощнику.
Я придвинулся к нему на шаг ближе.
— Тогда расскажите мне все, что вы скрываете. Этот коридор является потайным ходом в кухню, где был убит мой предшественник.
— Я никогда не хотел быть таким, — прохрипел он, охваченный внезапной вспышкой страсти. — Но мужская красота меня издавна завораживала. С тех пор, как я увидел образ святого Себастьяна у нас в церкви. Он потряс мое воображение, я поклонялся ему с таким пылом, с каким иные юноши приковывают свои взоры к груди святой Агаты. Но у них всегда есть возможность вернуться к нормальному супружеству. Я же… в связи с этим… был обречен. Ради того, чтобы избавиться от искушения, я пришел сюда.
— В монастырь? — недоверчиво переспросил я.
— Да, — он тихо усмехнулся. — Здоровые молодые люди в наши дни не становятся монахами. За очень редким исключением, к каковому относятся несчастные создания. Таким был Саймон, который в миру не мог заработать себе на хлеб. Однако к нему я не испытывал никакого влечения. Равно как и к старику Александру. За последние годы я почти не грешил с другими мужчинами. И ни разу с тех пор, как в монастырь в последний раз приезжали посторонние. Посредством молитвы и духовной работы я научился обуздывать себя. Но однажды, когда сюда прибыли управляющие имениями нашего графства, я увидел… увидел красивого юношу. Он воспламенил меня с такой силой, что я не сразу сообразил, что делаю.
— И, как правило, приезжие останавливались в комнате, в которой ныне обитаем мы с Марком?
Он кивнул.
— Когда приор упомянул о потайном коридоре, я решил проверить, не пролегает ли он позади комнаты для гостей. Вы правы, я взялся изучать планы. Бог свидетель, я вырезал дырочку, чтобы любоваться мужской наготой во всей ее красе. — Он посмотрел на Марка, однако на этот раз злобным взглядом угодившего в ловушку зверя — Потом приехали вы. Я должен был взглянуть на вашего помощника. Он так хорош собой, что превосходил красотой всех своих предшественников. Сущий идеал. — Он заговорил быстро почти захлебываясь словами. — Я отправился в коридор как раз в тот час, когда, по моему разумению вы должны были пробуждаться ото сна. Да простит меня Господь, но я был там вчера и в тот день, когда был похоронен бедняга Саймон. Сегодня утром я тоже был там. Просто не мог устоять. О, до чего же я докатился! Может ли человек более быть унижен перед Богом?
Он поднес ко рту кулак и начал кусать его, пока не выступила кровь.
Меня вдруг осенила догадка: он наблюдал и за мной, пока я переодевался. Видел мою горбатую спину, от которой Марк всегда из вежливости отворачивался. От этой мысли мне стало немного не по себе.
— Послушайте меня, брат Габриель, — подавшись вперед, начал я. — Марку я еще ничего не говорил. Но вы мне расскажете все, что касается здешних смертей. Расскажете все, что вы до сих пор от меня утаивали.
Убрав кулак ото рта, он в недоумении уставился на меня.
— Но, сэр, мне больше нечего вам рассказать. Мой позор был моей единственной тайной. Все остальное, что я вам говорил, было чистой правдой. Об этих ужасных делах я больше ничего не знаю. Я никого не выслеживал. Единственной причиной, подвигшей меня использовать потайной ход, было желание наблюдать за молодыми людьми, которые посещали наш монастырь. — Он судорожно вздохнул. — Я хотел просто любоваться ими.