Вместо ответа я пожал плечами.
— А по-моему, каждый попавший в церковь г-грош отвоеван от г-грешного мира для Бога. Вы понимаете, что я имею в виду? Он идет на поддержку наших молитв. Нашей благотворительности. В том, что мы даем беднякам милостыню, нет никакой корысти. Нам надлежит это делать по нашей вере.
— А короли, по-вашему, имеют возможность выбора, которым могут воспользоваться или пренебречь?
— Именно. Кроме того, мы получаем плату за служение мессы по усопшим. Это доброе дело в глазах Божьих, сэр. Оно помогает душам проходить чистилище. И приносит заслугу дающему.
— Опять чистилище. Вы в самом деле в него верите?
Он решительно закивал.
— Это вполне реальное место, сэр. Пренебрегая им, мы рискуем навлечь на себя много страданий. И разве вы не находите разумным то, что Бог взвешивает наши грехи и заслуги для того, чтобы вернуть нас в равновесие, подобно тому, как, например, я привожу в порядок свои счета?
— По-вашему выходит, Бог — крупный счетовод.
Он кивнул.
— Самый большой из всех. Чистилище существует. Оно находится у нас под ногами. Вы никогда не слыхали об огромных вулканах Италии, извергающих огонь чистилища?
— Вы боитесь его?
Он склонил голову в знак согласия.
— Думаю, его все боятся. — Эдвиг замолчал, собираясь с мыслями и изучая меня внимательным взглядом. — Простите меня, но, кажется, ваши Десять догматов отнюдь не отрицают существования чистилища.
— Разумеется, нет. Вы говорите вполне дозволенные вещи. И довольно интересные. Но в то же время что предположили, что король может не взять на себя ответственность в своем руководстве Церковью. Я правильно вас понял?
— Я сказал, сэр, что имею в виду королей в целом. И имел в виду Церковь, а не Папу. Принимая это во внимание, м-мои взгляды никоим образом нельзя назвать еретическими.
— Ну хорошо. Скажите, пожалуйста, учитывая ваше воинское происхождение, вы умеете владеть мечом?
— Настолько хорошо, чтобы отрубить голову вашему предшественнику?
Я удивленно поднял брови.
— Я д-догадался, как это произошло, едва лишь приехал из поместья и услышал о том, как выглядит тело. В юности мне довелось достаточно п-повидать обезглавленных трупов. Прежде чем я отрекся от этого мира, когда достигнул совершеннолетия, на моих глазах пролилось немало крови.
— Однако жизнь монаха не лишена своих недостатков, не правда ли? Например, обет безбрачия. Наверняка соблюсти его непросто.
Его спокойствие явно поколебалось.
— Что вы имеете в виду?
— Помимо смерти эмиссара, я также расследую обстоятельства гибели молодой девушки. — Я рассказал ему о теле, обнаруженном в пруду. — Ваше имя, наряду с прочими, числится в списке тех, кто вел себя не лучшим образом по отношению к ней.
Он тяжело опустился на стул, стоявший возле стола, и низко склонил голову, так что я не видел его лица.
— Обет безбрачия в самом деле с-соблюсти тяжело, — тихо вымолвил он. — Не думайте, что мне доставляют наслаждение одолевающие меня побуждения плоти, как утверждают многие. Я ненавижу эти дьявольские страсти. Они разрушают здание священной жизни, которое с таким трудом приходится возводить. Да, сэр, я желал эту девушку. Это такая же правда, как то, что я человек робкий. Но прошу вас заметить, в-всякий раз, когда я слышал от нее грубое слово, я удалялся прочь. А потом вновь возвращался. Казалось, она меня искушала, как искушает мужчин страсть славы, побуждая идти на войну.
— Неужели она в самом деле вас искушала?
— Иначе и быть не могло. Она была женщиной. А зачем еще нужны на земле женщины, если не затем, чтобы искушать мужчин? — Он тяжело вздохнул. — Она покончила с собой?
— Нет, у нее была сломана шея.
— Нельзя было ей з-здесь появляться. Женщины — орудия дьявола.
— Брат Эдвиг, — тихо сказал я, — хоть вы и называете себя застенчивым, я нахожу вас самым твердым человеком в здешнем обществе. Позвольте мне покинуть вас и оставить наедине с цифрами.
Я вышел на лестничную площадку и остановился, чтобы собраться с мыслями. Прежде я был уверен, что убийца — Габриель, который совершил преступление в порыве страсти. Но если мы с Синглтоном обнаружили одну и ту же книгу, то у брата Эдвига имелся явный мотив убрать моего предшественника. Однако даже если допустить, что Синглтон стал жертвой чьей-то минутной одержимости, все равно я не мог себе представить в этой роли казначея, ибо не приметил у него никакой иной одержимости, кроме страсти к счетоводству и деньгам, хотя мошенничество, вне всяких сомнений, было на его совести. К тому же в ночь убийства Синглтона брата Эдвига в Скарнси не было.
Я уже собрался уходить, когда мое внимание вдруг привлекли два желтых огонька, мелькнувших вдалеке на болоте. И я сразу вспомнил о том, что земельная торговля должна была принести целый мешок золота. А также о том, что в тот день, когда я ходил на болото, мне повстречался брат Эдвиг. Как же я об этом раньше не догадался? Если кому-нибудь понадобится перепрятать в укромном месте золото, вряд ли кто-нибудь справится с этой задачей лучше настоящих контрабандистов. Я поспешил в лазарет.
Элис, сидя за столом в кухне приора, резала на мелкие кусочки корни какой-то травы. В первый миг она бросила на меня полный враждебности взгляд, но потом все же заставила себя выдавить приличествующую случаю улыбку.
— Готовите одно из снадобий брата Гая? — осведомился я.
— Да, сэр.
— Господин Марк вернулся?
— Он у себя в комнате, сэр.
Меня больно уколола сквозившая в ее напускной учтивости отчужденность. Очевидно, Марк рассказал ей о нашем разговоре.
— Я только что побывал в казначействе. И видел оттуда огни на болоте. Как вы думаете, не появились ли там опять контрабандисты?
— Не знаю, сэр.
— Вы говорили господину Марку, что можете показать нам дорогу.
Она насторожилась.
— Да, сэр.
— Мне бы хотелось повидать этих людей. Не могли бы вы проводить меня к ним?
Элис ответила не сразу.
— Мне нужно кое-что сделать по поручению брата Гая, — наконец отозвалась она.
— А если я его сам попрошу об этой услуге?
— Ваше право, сэр.
— Кроме того, мне бы хотелось с вами еще кое о чем потолковать. Чисто по-дружески, если вы, конечно, не против.
Она отвернулась.
— Если брат Гай велит мне вас сопровождать, разумеется, я не посмею его ослушаться.
— Хорошо, я поговорю с ним, — таким же ледяным тоном ответил я.
Меня больно задело, можно даже сказать, оскорбило ее холодное отношение ко мне и, направляясь к себе в комнату, я едва сдерживал гнев. Марк с мрачным видом глядел в окно.