Дойдя до улицы Всех Святых, мы услышали впереди гул людских голосов и взрывы хохота, а вскоре увидели и самого Адама. Он стоял на кромке древней осыпающейся городской стены и что-то кричал толпе, собравшейся тридцатью футами ниже. Одетый в грязные обноски, с безумными глазами и всклокоченными волосами, Адам напоминал одного из тех деревенских сумасшедших, которые сбегают из дома и прячутся в лесах до тех пор, пока не погибнут от голода.
Он стоял высоко над Вормвуд-стрит, ярдах в пятидесяти от Бишопсгейтской башни. Вероятно, он каким-то образом ухитрился забраться на ворота, а оттуда перелез на стену. Судя по всему, снимать парня со стены никто не собирался. Древняя стена была широкой, но во многих местах уже разрушалась. Вот и сейчас, пока я смотрел на Адама, он случайно наступил на большой шатавшийся камень, и тот полетел на стоявших внизу людей.
— Эй ты, поосторожнее! — крикнул кто-то из толпы.
Адам едва не упал следом за камнем, но чудом сумел восстановить равновесие.
— Вы должны прийти к Христу! — вопил он. — Каждый из вас должен сделать так, чтобы стать одним из избранных! Конец близок, и Антихрист уже среди нас! Молитесь, прошу вас!
В толпе я увидел преподобного Мифона. Его лицо было еще более красным, чем обычно. Рядом с ним стоял другой церковник, высокий худой мужчина в годах, с носом, как орлиный клюв, и густой седой шевелюрой, тщательно вымытой и расчесанной. До чего же любили эти священники-радикалисты ухаживать за своими волосами!
Минни вцепилась в руку Мифона.
— О, сэр, вы пришли!
Мифон повернулся ко мне, и я увидел, что викарий напуган.
— Адама необходимо спустить вниз, — взволнованно заговорил он. — Если его заберут, меня станут допрашивать. Всему моему приходу несдобровать!
— И моему тоже, — вставил второй священник. — Я Уильям Ярингтон, настоятель церкви, расположенной рядом с храмом преподобного Мифона.
Он говорил доверительным тоном, видимо полагая, что я симпатизирую радикалистам.
— Наша вера, наша подлинная вера, в опасности. Как никогда раньше, ей угрожают паписты и отступники. Этого безумного мальчика нужно держать в надежном, безопасном месте, и кто-то должен постоянно находиться рядом и молиться вместе с ним.
Он перевел взгляд на Мифона.
— У него и без вас хватает молитв, — огрызнулся я.
Ярингтон смерил меня холодным взглядом, отвернулся и пробормотал себе под нос что-то вроде: «Еще один неверующий».
Я обернулся к Мифону.
— Вы пытались говорить с ним?
— Да-да, я велел ему спуститься вниз, приказал перестать кричать. Я сказал, что он может навлечь неприятности на своих родителей, но он ничего не слушает.
— Если они застанут нас здесь, то могут подумать, что я как-то связан с этим, — бормотал седовласый священник, стреляя глазами по сторонам, словно ища пути отступления.
Он вновь устремил взгляд на Адама, когда мальчик громко закричал зевакам, что страдает за них, как страдал Иисус на кресте.
— О происходящем немедленно донесут Боннеру, и он приедет сюда! — Мифон в отчаянии покачал головой.
— Возможно, для всех было бы лучше, если бы этот дурак свалился со стены и сломал себе шею, — проговорил Ярингтон.
Минни разрыдалась и упала на грудь мужу.
— Сделайте что-нибудь, сэр! — взмолился Дэниел, глядя на меня. — Прошу вас!
Зеваки снова разразились хохотом. Какой-то шутник привел дрессированного медведя, чтобы потешить толпу, и теперь зверь — в цепях, наморднике и с цветными лентами, продетыми сквозь уши, — в страхе смотрел на окруживших его людей. Хозяин ударил животное по носу и приказал:
— Танцуй!
Медведь принялся извиваться всем телом, словно подражая плохой танцовщице. Хозяин зверя положил на землю шапку, чтобы зрители бросали в нее монетки.
— Эй! — крикнул кто-то, обращаясь к Адаму. — И ты тоже танцуй! Спляши для нас что-нибудь!
Рядом со мной стояли двое мужчин средних лет в одежде членов гильдии ножовщиков.
— Какое богохульство! — сердито воскликнул один из них. — Нужно сообщить Тайному совету. За подобное представление этого человека необходимо схватить, бросить за решетку и примерно наказать.
— Не волнуйся, его накажут, да еще как, — ответил товарищ говорившего. — За Боннером уже послали.
— Молодец, братишка! — послышался выкрик из толпы. — Ты не робкого десятка!
Толпа пока была настроена дружелюбно и воспринимала происходящее как некий веселый спектакль. Но, как и в случае с продавцами театральных костюмов, она в любой момент могла превратиться в агрессивного зверя.
Я вышел вперед и, оказавшись прямо под Адамом, посмотрел вверх, на него. Он замер и тяжело дышал, видимо переводя дух. Я видел, что мальчик дрожит всем телом. Если у него закружится голова…
— Адам! — позвал я. — Пожалуйста, спускайся! Твоя мама очень переживает!
Он опустил глаза на меня, а потом перевел взгляд на толпу.
— Близится конец света! — закричал он. — Антихрист уже явился! Если вы не отринете сатану и не обратитесь к Иисусу, гореть вам всем в геенне огненной! Гореть! Гореть! Гореть!
— Говори, попка, разговаривай! — издевательски завопил кто-то из зевак.
— Вылечи руку горбуну! — подхватил другой. — Как Иисус излечивал хворых! Яви нам чудо!
Я ощутил злость и разочарование. Установить контакт с Адамом не было никакой возможности. С таким же успехом можно было пытаться пробить головой кирпичную стену. Никто из этих фанатиков не желал слушать кого-либо, кроме себя. Либо ты принимаешь то, что они говорят во имя Господа или от имени Господа, либо они безоговорочно приговаривают тебя к вечным мукам в геенне огненной. Адам был безумен, но именно из этого произрастало его безумие. Убийца тоже не только оповещал мир о том, что он полагал волей Господней, но и пытался выполнить эту волю. Чувствуя себя совершенно беспомощным, я стоял, положив руку на рану, которая не переставала ныть.
За моей спиной послышался гул голосов. Какие-то люди прокладывали себе путь через толпу. Над головами зевак я увидел острия пик, и сердце мое упало. Еще через несколько секунд появился епископ Боннер, в черном одеянии, черной шапке и в окружении охранников. Толпа расступилась, и епископ — приземистый, коренастый, исполненный властности — прошествовал к тому месту, где стояли, съежившись от страха, Кайты и Мифон. Его седовласый коллега, представившийся викарием соседней церкви, словно по волшебству, растворился в толпе. Адам над нашими головами принялся цитировать Священное Писание, и я узнал искаженный парафраз из Книги Откровения:
— Боязливым же и неверным и любодеям и колдунам гореть в озере с огнем и серою…
— Прекратить богохульство!
Грозный рык Боннера заставил толпу боязливо умолкнуть, и даже Адам затих и испуганно моргнул. Снизу вверх на него смотрел епископ. Круглое лицо с двойным подбородком побагровело, в больших темных глазах, глядевших из-под черной шапочки, горела злость.