Харснет поднял руку.
— Тсс! — прошептал он. — Я что-то слышал.
Он показал на дверь в конце коридора, подошел к ней и резко распахнул. Изнутри послышался истошный крик. Это была спальня, в которой безраздельно господствовала огромная кровать. На перине лежала обнаженная женщина. Скорее даже не женщина, а девочка-подросток, с гладкой кожей и светлыми волосами. Она схватила простыню и прикрылась ею до самой шеи.
— На помощь! — верещала девчонка. — Грабители!
— Тихо! — рявкнул Харснет. — Я помощник королевского прокурора, а ты кто такая?
Девушка смотрела на нас во все глаза, но не отвечала.
— Ты шлюха Ярингтона? — задал вопрос Харснет.
В его голосе звучала злость.
— Как тебя зовут, девочка? — ласково спросил я.
— Абигайль, сэр. Абигайль Дэй.
— И ты женщина преподобного? Пойми, лгать не имеет смысла.
Она залилась краской и кивнула. Лицо Харснета исказила гримаса отвращения.
— Ты соблазнила слугу Господа!
В глазах девушки вспыхнула обида и зажглись бунтарские искорки.
— Это еще кто кого соблазнил! — огрызнулась она.
— Не смей пререкаться со мной! Надо же, тварь вроде тебя — в постели преподобного! Ты не боишься за свою душу?! — Харснет уже кричал, его лицо пылало гневом. — А за его?
За последние несколько дней я успел проникнуться уважением к коронеру, и он мне даже стал нравиться, но ужасные события этого вечера открыли для меня новую сторону его личности — жесткую, бескомпромиссную преданность вере.
Видимо, страх девчонки уступил место злости, и она яростно ответила:
— После того как моего отца повесили, я только и думала о том, как бы удержать душу в теле! Например, когда воровала кошельки у джентльменов.
В ее голосе зазвучала горечь.
— Это убило мою мать.
Харснета нисколько не тронуло это искреннее признание.
— Давно ты здесь? — спросил он.
— Четыре месяца.
— Где Ярингтон подобрал тебя?
Она замялась, но все же ответила:
— В борделе в Саутуорке, куда он часто захаживал. У нас там много попов бывает, — доверчиво призналась девушка.
— Они всего лишь слабые люди, а вы способствуете их грехопадению! — Голос Харснета дрожал от злости и возмущения.
Это была пустая трата времени.
— Тебе приходилось слышать о шлюхе по кличке Елизавета Уэльская? — спросил я.
— Нет, сэр.
Она переводила взгляд с Харснета на меня. Ее снова охватил страх.
— А почему вы спрашиваете, сэр? Что случилось?
— Твой хозяин мертв, — бесцветным голосом сообщил Харснет. — Его убили нынче вечером.
У Абигайль отвисла челюсть.
— Убили?
Коронер кивнул.
— Одевайся. Я забираю тебя в тюрьму архиепископа. Там тебе зададут еще кое-какие вопросы. По тебе никто не будет скучать, — жестко добавил он. — А если ты станешь артачиться, тебя как шлюху привяжут к повозке и проволокут по всему городу.
Вконец напуганная девица разразилась рыданиями, и я поспешил успокоить ее:
— Всего лишь несколько вопросов, связанных с твоим хозяином. Соберись и оденься. Мы будем ждать внизу.
Я взял Харснета под руку и повел к выходу из спальни. Когда мы вышли, он сокрушенно покачал головой.
— Разнообразны сети, которые дьявол расставляет, чтобы склонить нас к грехопадению.
— Мужчина всегда остается мужчиной, — нетерпеливо ответил я. — Так было и так будет во веки веков.
— Вы циник, мастер Шардлейк. Человек слабой веры. Лаодикиец.
Я вздернул брови.
— Вы говорите фразами из Откровения.
Харснет удивленно моргнул, наморщил лоб и поднял руку в извиняющемся жесте.
— Прошу прощения. На меня произвело слишком сильное впечатление то, что мы видели сегодня. Но вы же понимаете: если бы Ярингтон не подцепил эту шлюху, его бы не убили. Преподобного погубило его собственное лицемерие.
— Да, я думаю, вы правы.
Харснет устало закрыл глаза, а потом взглянул на меня.
— Почему вы спросили про Елизавету Уэльскую?
— Так звали женщину, с которой жил коттер Тапхольм. Вот я и подумал: может, убийца получал нужную ему информацию через бордель? Двое грешников, которых покарали смертью. Теперь понятно, почему Ярингтон очень даже укладывается в схему убийцы.
— Да, укладывается. — Лицо Харснета напоминало застывшую маску. — Я выясню, что это за бордель.
— Будьте помягче с этой девочкой, — попросил я. — Лютость тут не поможет.
— Посмотрим, — проворчал он.
Слуга Тоби сидел на кухне. Рядом с ним примостился перепуганный мальчик лет десяти, с грязными босыми ногами, одетый в какую-то рвань и пропахший конюшней. Он смотрел на нас большими круглыми глазами из-под шапки каштановых волос.
— Это еще кто? — спросил Харснет.
— Тимоти, сэр, подручный конюха, — сообщил Тоби. — Встань, когда пред тобой знатные люди, ты, маленький грязный болван!
Мальчик поднялся на дрожащие ноги.
— Оставь нас, мальчик, — велел Харснет.
Парень развернулся и выбежал из кухни.
— Та-ак, — язвительно протянул коронер, обращаясь к слуге, — значит, дома так-таки никого и нет?
— Он хорошо платил мне за то, чтобы о ней никто не узнал, сэр, — убитым голосом ответил Тоби.
— Ты потворствовал греху.
— Каждый человек грешен.
— Кто еще знал о девушке? — спросил я.
— Больше никто.
— Люди наверняка видели, как она входит и выходит из дома.
Тоби помотал головой.
— Он впускал ее в дом только после наступления темноты. Зимой все было просто, поскольку девчонка и не хотела выходить из дома в снег и холод. Я ломал голову над тем, как все будет теперь, когда пришла весна и дни стали длиннее. Скорее всего, хозяин вскоре попросту прогнал бы ее.
Слуга язвительно улыбнулся, обнажив желтые остатки зубов.
— У него был убедительный повод не пускать никого в дом: его драгоценные копии книг Лютера и этого, нового, как его там… Кальвина!
— Долго вы работаете в этом доме? — поинтересовался Барак.
— Пять лет. — Глаза Тоби сузились. — Хозяин щедро платил мне за то, чтобы я был верным слугой и не совал нос в его дела. Так я и поступал.
Слуга помолчал.
— Как он умер? Его ограбили? От этих нищих бандитов в Лондоне сегодня уже и шагу не ступить.