Элизабет Баррет Браунинг.
Перевод Б. Жужунавы
Бенарес, Уттар-Прадеш, 1862 год
Махараджа Уттар-Прадеша страшился бесконечных священных празднеств своих подданных. Как магометанин и потомок моголов, завоевателей Индии, он находил языческие ритуалы непостижимыми. Кроме того, они ужасно его изматывали. Появления махараджи на публике требовали определенных церемоний, так что страдать приходилось не только ему самому, но и несчастному слону, который был вынужден носить многочисленные украшения и постоянно оставаться на виду у толпы. Не вызывало сомнений, что ему нравились самоцветы — можно даже сказать, что он их любил, — однако костюмы махараджи для подобных церемоний делались так, чтобы внушать благоговение, а вовсе не для удобства того, кто их надевал. Сейчас, во время праздника Дивали, он был весь увешан драгоценными камнями, начиная от персидских туфель до огромных изумруда и рубина, украшающих тюрбан. Если бы не яркие огни и тот факт, что профессиональные танцовщицы скоро начнут танец Дивали, махараджа предпочел бы отрабатывать удары для игры в поло. Или пить джин.
Праздник Дивали, также известный под названием Фестиваль огней, до некоторой степени стоил всей этой суеты и ритуалов. Во время Дивали священный город Бенарес сиял, точно небесный светильник, и с каждой крыши, балюстрады, над развалинами и храмами, хижинами и каменными стенами горело множество чирауг. Эти маленькие масляные светильники из глины создавали зрелище, от которого махараджа никогда не уставал, и со своего высокого паланкина на спине слона он мог насладиться им в полной мере. Город превращался в море огней, обитель индуистских богов. Принцу Уттар-Прадеша не были чужды индусские суеверия, и он об этом знал. В особенности его пугало одно верование: тайна наваратны. Она преследовала его, несмотря на тщетность поисков девятого камня. Конечно, он понимал, что это глупость, но его надежды всякий раз оживали во время священного фестиваля, словно одно только присутствие веры и ритуала могло принести ему знание промысла бога.
Махараджа вздохнул и выкинул эти мысли из головы. Он слегка изменил позу, чтобы усыпанный самоцветами широкий пояс-шарф не давил на ребра, и принялся наблюдать за множеством жрецов в темно-оранжевых и алых одеяниях, которые расположились вдоль берегов Ганга. Они монотонно пели, размахивая украшенными перьями жезлами. Очевидно, они пытались отогнать призраков с дурными намерениями, которые могли помешать благополучному входу в город Лакшми, богини судьбы. Именно в ее честь праздновали Дивали и зажигали чирауги — чтобы осветить ей путь. И тогда богиня обеспечит хороший урожай, благословит начало нового дела и всех будет ждать удачный год.
Когда танцовщицы наконец появились перед махараджей, он понял, что его долготерпение будет вознаграждено. Первыми вышли музыканты в ярких туниках и тюрбанах, за ними следовала шеренга танцующих девушек. Восхищенная толпа вздохнула, удивительная красота танцовщиц озарила скуку тяжелой нищей жизни, полной болезней и страданий. Махараджа оглядел шеренгу танцовщиц, оценивая нежные цвета их расшитых блестками прозрачных одеяний; он увидел каждую изящную конечность и каждый блестящий лоб, каждый миндалевидный глаз, подведенный сурьмой. Наконец его взгляд остановился на молодой женщине в самом конце шеренги. Женщина встретила его взгляд, что было запрещено, и он мог бы поклясться, что читает открытое приглашение в ясных глазах, обещающих ему нечто необыкновенное. Ему захотелось насладиться каждой ее чертой: бронзовым, медовым сиянием кожи, изящным овалом лица, тенью улыбки на розовых лепестках губ.
Начался танец, но махараджа не мог отвести глаз от этой девушки. Ее одеяние было бледно-желтого цвета и сияло, словно луна. Когда она снова встретила его взгляд, он ощутил нечто большее, чем обычное желание. Махараджа привык к красивым женщинам, более того, они успели ему надоесть, поскольку были довольно скучными и думали, что одно только очарование их прекрасной плоти способно удовлетворить мужчину. Теперь же он уже не сомневался, что это существо обладает не только совершенством форм и изяществом движений, в ней чувствовались сила духа и ум. И еще он ощутил некую тайну, и именно тайна сделала его желание особенно сильным.
Покупка танцовщиц являлась сравнительно простой процедурой, секретарь махараджи проделывал ее множество раз. Принц часто приглашал танцовщиц, чтобы они его развлекали, но никогда прежде не думал о том, чтобы взять одну из них в свой гарем. Все женщины его гарема принадлежали к мусульманской вере и к привилегированной касте. Махараджа понимал, что появление этой девушки в его гареме приведет к возникновению проблем, но ему было все равно, как и махарани: едва ли она вообще обратит внимание на новую наложницу. Если бы только он знал в ту ночь фестиваля Дивали, чем еще одарит его Лакшми, богиня судьбы.
Муж владеет имуществом жены во время всей их совместной жизни, иными словами, обладает абсолютной властью над ним до тех пор, пока оба живы.
Барбара Бодишон.
Краткая выдержка из самых главных законов, касающихся женщин, 1854 г.
Вечером в день своего совершеннолетия Сара О'Рейли, в брюках, рубашке и башмаках, вошла в библиотеку дома в Кенсингтоне. Усевшись за стол, она зажгла сигару.
— Прости, что опоздала на ланч, Марта. Меня целый день не было дома.
Сара понимала, что Марта этого от нее и ожидала, учитывая, какое решение ей предстояло принять. Даже Эллен, ставшая в эти дни коллегой и спутницей Сары во время ее прогулок по Лондону, на сей раз позволила ей гулять в одиночестве.
Обычно Сара надевала брюки, когда хотела, чтобы на нее не обращали внимания, она вполне могла сойти за молодого человека, если не присматриваться как следует. Шляпа скрывала копну волос, маленькие круглые очки и сохранившаяся худоба придавали ей сходство со студентом. Она постоянно носила с собой ранец, а ее длинное пальто скрывало те части тела, которые могли бы вызвать сомнения в ее принадлежности к мужскому полу. Да и походка Сары была не женской, ведь она не привыкла носить женскую одежду, сковывающую движения.
Этот день получился необычным во многих отношениях, и дело тут было не только в том, что Сара провела его в одиночестве — она ни разу не вспомнила о работе. Письма, которые она разбирала, навеяли на нее воспоминания о семи годах жизни, что миновали с тех пор, как она стояла с Лили Коречной возле окошка на чердаке и Лили рассказала ей о своем предстоящем отъезде в Индию. В те дни Сара надеялась, что в будущем сможет стать похожей на свою эрудированную подругу, и теперь в некотором смысле она этого добилась. Изменения происходили медленно, но сейчас она стала взрослой женщиной и писательницей. Она даже отказалась от своих брюк, во всяком случае, перестала носить их ежедневно, и если иногда и ругалась, то только не в обществе людей, которых это могло оскорбить.
Первое существенное изменение в ее жизни произошло через год после смерти Лили. Неприятный мистер Мелвилл покинул редакцию «Меркьюри». Он стал писать для дешевой прессы, и Сара еще раз убедилась, что его таланты куда больше подходят для жалких низкопробных журналов, чем для ежедневной газеты. Глядя на него, Сара мечтала, чтобы оказались правы те, кто говорит, что ношение обтягивающих брюк ведет к половому бессилию. Уход мистера Мелвилла привел к тому, что газета стала испытывать недостаток в материалах, и Септимус Хардинг ответил согласием, когда Сара вызвалась попробовать писать для газеты. Это были самые примитивные заметки, недаром подобная работа называлась литературной поденщиной. Однако Сара не собиралась предлагать ему лживые репортажи только для того, чтобы ее напечатали, — так она сразу и сказала мистеру Хардингу.