Лутиэн дан был выбор. За труды свои и муки она могла быть освобождена из-под власти Мандоса, уйти в Валимар и жить там среди валаров до конца мира, забыв все печали, что были ею познаны в жизни. Туда Берен не мог прийти, ибо валарам не дано было лишить его Смерти — дара Илуватара людям. Либо же она могла вернуться в Средиземье, взяв с собою Берена, и снова жить там; но кратки были бы их жизнь и радость. Тогда она стала бы смертной и вместе с Береном умерла бы вторично; навсегда ушла бы она из мира, и память о ее красоте осталась бы только в песнях.
Эту судьбу она и избрала, покинув Благословенный Край и отрекшись от родства с теми, кто жил там; и какое бы горе ни подстерегало Берена и Лутиэн, судьбы их были соединены, и один путь увел их за пределы мира. И случилось так, что Лутиэн, единственная из эльдаров, действительно умерла и покинула мир. Однако выбор ее объединил Два Племени; и она стала родоначальницей многих, в ком эльдары даже сейчас, хоть мир изменился, видят подобье возлюбленной ими Лутиэн, которую они потеряли.
Рассказывают, что Берен и Лутиэн вернулись вместе в северные земли Средиземья и некоторое время обитали там вместе как живые мужчина и женщина; свой же облик приняли они в Дориафе. Те, кто видел их, радовались и в то же время ужасались; и Лутиэн пришла в Менегрот и касаньем своей руки исцелила зимнюю старость Тингола. Но Мелиан взглянула ей в глаза и прочла начертанную в них судьбу, и отвернулась, ибо знала, что они разлучены отныне до конца мира; и не было в сей миг скорби и потери тяжелее, чем скорбь майи Мелиан. Затем Берен и Лутиэн ушли вдвоем, не боясь ни голода, ни жажды; они переправились через Гэлион, пришли в Оссирианд и долго жили там на Тол Гален, Зеленом Острове посреди Адуранта, пока не затихли все слухи о них. Позднее эльдары назвали этот край Дор Фирн-и-Гуинар, Земля Живущих Мертвых; там-то и пришел на свет Диор Аранэль прекрасный, что потом стал известен как Диор Элухиль, что значит Наследник Тингола. Ни один смертный не говорил с тех пор с Береном, сыном Барахира; и никто не видел, как Берен и Лутиэн покинули сей мир, и никто не возвел кургана над могилой, где неведомо когда упокоились их тела.
В те дни Маэдрос, сын Феанора, воспрял духом, узнав, что Моргот не так уж непобедим; ибо по всему Белерианду воспевались в песнях подвиги Берена и Лутиэн. Но Моргот уничтожит их всех поодиночке, если только они вновь не объединятся и не создадут новый союз; и вот начал Маэдрос воплощать свои замыслы и объединять эльдаров для новых побед; и созданный им союз был назван Союзом Маэдроса.
Однако клятва Феанора и лихие дела, сотворенные ею, повредили замыслу Маэдроса, и он получил меньше помощи, чем мог надеяться. Из-за Целегорма и Куруфина Ородреф не вышел бы в бой по призыву любого из сыновей Феанора; да и эльфы Наргофронда все еще надеялись защитить свою сокрытую твердыню тайной и скрытностью. Потому оттуда явился лишь небольшой отряд, ведомый Гвиндором, сыном Гуилина, доблестным принцем; против воли Ородрефа ушел он на северную войну, ибо скорбел о брате своем Гэльмире, сгинувшем в Дагор Браголлах. Они взяли герб дома Финголфина и шли в бой под знаменами Фингона; и из них лишь один вернулся назад.
Мало чем помог и Дориаф. Ибо Маэдрос и его братья, будучи связаны клятвой, отправили послов к Тинголу и высокомерно напомнили ему о своем праве, требуя либо Сильмариль, либо войну. Мелиан советовала Тинголу уступить, но речи сыновей Феанора были надменны и угрожающи, и Тингол разгневался, вспомнив о мучениях Лутиэн и крови Берена, коими был завоеван камень вопреки злодейству Целегорма и Куруфина. Да и чем дольше смотрел он каждодневно на Сильмариль, тем больше желал вечно владеть им; ибо такова была власть камня. Потому он отправил послов назад с презрительными словами. Маэдрос ничего не ответил, ибо уже замыслил военный союз и объединение всех эльдаров; но Целегорм и Куруфин открыто клялись убить Тингола и изничтожить его народ, буде они после войны вернутся с победой, а Сильмариль не отдадут по доброй воле. Тогда Тингол укрепил рубежи своих владений и не вышел на войну, и никто не явился из Дориафа, кроме Маблунга и Белега, ибо не могли они не принять участия в столь великих деяниях. Им Тингол дозволил уйти, но с условием, что они не будут служить сыновьям Феанора; и они присоединились к войску Фингона.
Помогли зато Маэдросу наугримы — и воинской силой, и оружием; и много работы было в те дни у кузнецов Нагрода и Белегоста. И собрал Маэдрос всех своих братьев и все племена, что поддерживали их; собрались люди из племен Бора и Ульфанга и обучались воинскому ремеслу, и призвали с Востока еще многих своих сородичей. Сверх того Фингон, всегдашний друг Маэдроса, заключил союз с Химрингом, и на западе, в Хифлуме нолдоры и люди из рода Хадора готовились к войне. В лесу Брефиль Хальмир, вождь племени Халет, собирал своих воинов, и они точили боевые секиры; но Хальмир умер прежде, чем началась война, и племенем правил сын его Хальдир. Пришли вести и в Гондолин, к Тургону, потаенному владыке.
Однако Маэдросу пришлось до срока испытать свои силы, еще до того, как осуществились все его замыслы, и хотя все северные земли были очищены от орков, и даже Дортонион на время освобожден, но Морготу стало известно о замыслах эльдаров и Друзей Эльфов, и он сделал все, чтобы охранить себя. Он послал к ним множество соглядатаев и предателей, и им было тем легче, что вероломные люди, заключившие союз с Морготом, хорошо знали тайны сыновей Феанора.
И вот Маэдрос, собрав все, какие только мог, силы эльдаров, людей и гномов, решил с востока и запада двинуться на Ангбанд; замышлял он открыто, с развернутыми стягами пройти через Анфауглиф. Когда же, по его замыслу, он выманит войска Моргота из укрытий, из ущелий Хифлума выйдет Фингон; они рассчитывали, что таким образом силы Моргота попадут как бы между молотом и наковальней и будут сокрушены. Сигналом к этому должен был послужить огонь большой сигнальной башни в Дортонионе.
В назначенный день, на рассвете Сердца Лета, трубы эльдаров приветствовали восход солнца; и на востоке взмыл стяг сыновей Феанора, а на западе — стяг Фингона, верховного короля нолдоров. Со стен Эйфель Сириона смотрел Фингон на долины и леса к востоку от Эред Вэтрина — там было расставлено его воинство, сокрытое от глаз врага; но он знал, что оно велико. Ибо собирались там все нолдоры Хифлума, и с ними эльфы Фаласа и отряд Гвиндора из Наргофронда, было там и много воинов людей: по правую руку стояло доблестное воинство Дор-Ломина и вожди его, Хурин и брат его Хуор; и к ним присоединилось множество лесных людей.
Затем Фингон обратил взгляд на Тангородрим — его скрывала черная туча, и черный дым подымался вверх; и понял он, что восстал гнев Моргота и что вызов их принят. Тень сомненья легла на сердце Фингона, и он взглянул на восток, надеясь острым зреньем эльфа различить пепел Анфауглифа, вздымающийся из-под ног воинства Маэдроса. Не ведал он, что мешкает Маэдрос, обманутый вероломным Ульдором Проклятьем, который ложно предостерег его о нападении из Ангбанда.
Но вдруг несомый ветром клич пролетел с юга от долины к долине, и люди и эльфы изумленно и радостно закричали в ответ. Ибо Тургон, непризванный и нежданный, открыл завесу над Гондолином и вышел с десятью тысячами воинов в сверкающих доспехах, с длинными мечами и лесом копий. И когда услышал Фингон отдаленный, но громкий голос труб брата своего Тургона, тень исчезла из сердца его, а дух воспрял; и вскричал он: "Утулиэн аурэ! Аийа Эльдалиэ ар Атанатари, утулиэн аурэ! День пришел! Узрите, народы эльдаров и Отцы Людей, день пришел!" И все, кто слышал его могучий голос, эхом отдававшийся в горах, ответили криком: " Аута и ломэ! Исчезает тьма!"