Тогда Моргот, которому были ведомы многие замыслы и дела врагов его, решил, что настал его час, и, веря, что его вероломные слуги удержали Маэдроса и предотвратили объединение воинств, выслал на Хифлум силы несметные (и все же бывшие лишь ничтожной частью того, что припас он в тот день); одеты в черные доспехи, они не обнажили клинков, и потому покинули уже пески Анфауглифа, когда их приближение было замечено.
Тогда загорелись сердца нолдоров, и их военачальники хотели ударить на врагов на равнине; но Хурин был против этого и молил остерегаться вероломства Моргота, сила которого была всегда большей, нежели казалось, а цель — иной, чем та, которую он явно преследовал. И хотя сигнала о приближении Маэдроса все не слышали, а в войске росло нетерпение, Хурин настоял на том, чтобы дождаться сигнала, и пусть себе орки разобьются о скалы, пытаясь до них добраться.
Но военачальнику западного войска Моргота велено было любой ценой добиться, чтоб Фингон спустился с гор. Потому он вел войско вперед, покуда его передовые отряды не растянулись перед Сирионом от стен Эйфель Сириона до топи Серех, где впадает в Сирион Ривиль; и сторожевые заставы Фингона видели уже глаза своих врагов. Но ответа на вызов не было, и пртихли орки, взглянув на безмолвные стены и горы, таящие угрозу. Тогда военачальник Моргота выслал всадников — якобы для переговоров; они подъехали под самые внешние укрепления Барад Эйфеля. С собой они везли Гэльмира, сына Гуилина, витязя из Наргофронда, что был захвачен в плен при Дагор Браголлах; и его ослепили. Затем посланцы Ангбанда выставили его напоказ, крича: "У нас дома такого добра много, только если хотите их застать, поторапливайтесь; когда вы вернемся, сделаем с ними то же самое." И они отрубили Гэльмиру руки и ноги, а напоследок голову — и все это на глазах у эльфов; и бросили его.
На беду здесь, на укреплениях, стоял Гвиндор из Наргофронда, брат Гэльмира. Гнев его превратился в безумие, он вскочил на коня, и многие последовали за ним; они нагнали и убили посланцев и врезались в гущу вражеского войска. Видя это, загорелись все войска нолдоров; Фингон одел свой белый шлем, и затрубили его трубы; и внезапно с гор обрушилось все воинство Хифлума. Сверканье обнаженных мечей нолдоров подобно было пламени, объявшему тростник; и натиск их оказался так неожидан и яростен, что едва не пошли прахом все замыслы Моргота. Ранее чем войско, посланное им на запад, получило подкрепление, оно было отброшено, и стяги Фингона пересекли Анфауглиф и взмыли пред стенами Ангбанда. Впереди всех шли Гвиндор и эльфы Наргофронда, и даже сейчас их трудно было сдержать; и они прорвались через врата и перебили стражу на самих лестницах Ангбанда; и Моргот затрепетал на своем подземном троне, слыша, как ломятся в его двери. Но там они попали в западню и все погибли, кроме Гвиндора, которого взяли живым; Фингон же не мог прийти им на помощь. Из множества тайных ходов в Тангородриме выслал Моргот свои главные силы, которые прежде, выжидая, скрывал; и Фингон с большими потерями был отброшен от стен.
Тогда на равнине Анфауглиф, на четвертый день войны началась битва Нирнаэф Арноэдйад, Бессчетные Слезы; ибо никакая песня и никакое предание не могут вместить всей ее скорби. Воинство Фингона отступало через пески, и в арьергарде его погиб Хальдир, вождь халадинов; с ним пало много людей из Брефиля, и никогда они не вернулись в свои леса. На пятый же день, с наступлением ночи, когда до Эред Вэтрина было еще далеко, орки окружили войско Хифлума; бились до рассвета, а кольцо все сжималось. Надежда пришла, когда поутру услыхали они пенье труб Тургона, ведшего воинство Гондолина; ибо Тургон стоял южнее, охраняя теснину Сириона, и удержал большинство своих воинов от опрометчивой атаки. Сейчас он торопился на помощь брату; гондолинцы были сильны и одеты в кольчуги, и ряды их сверкали под солнцем, как стальная река.
Фаланга стражи короля пробилась через ряды орков, и Тургон прорубил себе дорогу к брату; и радостной, говорят, была встреча в сердце битвы Тургона с Хурином, что сражался бок о бок с Фингоном. Тогда возродилась надежда в сердцах эльфов; и именно в этот миг стали слышны трубы Маэдроса, шедшего с востока; и воинство сыновей Феанора ударило по врагу с тыла. Говорят, что в тот день эльдары могли бы даже и победить, окажись все их союзные войска верными; ибо орки доогнули, и натиск их ослаб, а иные уже готовы были бежать. Однако в то время, когда передовые отряды войск Маэдроса обрушились на орков, Моргот выслал свои последние силы, и Ангбанд опустел. Вышли волки, несшие всадников, балроги и драконы, и Глаурунг, праотец драконов. Велики были ныне мощь и ужас Великого Червя, и эльфы и люди дрогнули пред ним; он прошел меж воинствами Маэдроса и Фингона и разделил их.
Однако осуществить замыслы Моргота не суждено было ни волку, ни балрогу, ни дракону, а только людскому предательству. В этот час открылось злодейство Ульфанга. Многие вастаки бежали прочь, ибо сердца их были наполнены страхом и ложью; сыновья же Ульфанга, перейдя внезапно на сторону Моргота, напали сзади на сыновей Феанора и в замешательстве, ими же созданном, пробились к самому стягу Маэдроса. Но не получили они награды, обещанной Морготом, ибо Маглор убил Ульдора Проклятого, а сыновья Бора убили Ульфаста и Ульварта, прежде чем погибли сами. Подоспели, однако новые силы людей-предателей, которые Ульдор собрал и укрыл в восточных холмах, и воинство Маэдроса было атаковано с трех сторон и разбито, и в беспорядке бежало. Но судьба хранила сыновей Феанора, и хотя все они были ранены, ни один не погиб; они пробились друг к другу и, собрав вокруг себя уцелевших нолдоров и наугримов, прорубили себе путь из битвы и отступали на восток, пока не достигли горы Долмэд.
Из всего восточного воинства дольше всех держались гномы Белегоста и тем стяжали великую славу. Ибо наугримы переносили огонь куда легче, чем эльфы и люди, да к тому же у них было в обычае носить боевые маски, и это помогло им выстоять против драконов. Не будь гномов, Глаурунг и его выводок уничтожили бы всех уцелевших нолдоров. Гномы же окружили дракона со всех сторон, и даже его прочный доспех не был надежной защитой от ударов их огромных секир; и когда Глаурунг в ярости сбил с ног Азагхала, царя Белегоста и прополз по нему, Азагхал последним усилием вонзил кинжал ему в брюхо и ранил его; и Глаурунг бежал с поля битвы, а за ним в смятении устремились все твари Моргота. Тогда гномы подняли тело Азагхала и унесли его прочь; медленно ступая, пели они погребальную песнь, словно это были похороны в их собственной стране, и не обращали более внимания на врагов; и никто не осмелился задержать их.
А в битве на западе Фингон и Тургон сражались против войска, втрое превосходившего все оставшиеся у них силы. Явился Готмог, предводитель балрогов и военачальник Ангбанда, и вогнал черный клин между войсками эльфов, окружив короля Фингона и отбросив Тургона и Хурина к топи Серех. Затем он двинулся на Фингона. Страшен был этот поединок. Вся стража Фингона погибла, и он остался один, и сражался с Готмогом, покуда другой балрог, подкравшись сзади, не хлестнул его огненным бичом. Тогда Готмог зарубил Фингона черной секирой, и белый пламень вырвался из разрубленного шлема короля. Так пал Фингон, Верховный Владыка нолдоров, и тело его вбили в песок булавами, и серебряно-голубой стяг втоптали в лужу его же крови.