Карфагеняне располагали весьма скудными средствами, флот заметно уменьшился, и все же Магону удалось беспрепятственно добраться до Кефалоидиона. Оттуда он устремился на юг, в направлении Агиры, где правил местный тиран, дружественный Сиракузам. Дионисий вышел ему навстречу вместе с армией и дважды разбил в незначительных схватках. Однако когда высшие военачальники и союзники стали подвигать к тому, чтобы добить неприятеля, он отказался, полагая, что уже является победителем и не стоит рисковать людьми в лобовой атаке. Помыслы его уже занимало нападение на Регий, и он не хотел терять ни единого человека в сражении, полагаемом им бесполезным, в одном из тысяч столкновений с карфагенянами ничего не решавшем.
Однако его сограждане возмутились этим отказом, не в силах допустить мысль о том, что варвары сочтут их трусами, и, поскольку речь шла по большей части о сиракузских войсках, решили вернуться домой и оставить его одного.
Иолай последовал за ними, чтобы сохранить контроль над положением, которое в любой момент могло усугубиться при отсутствии верховного военачальника, а Филист и Лептин остались с Дионисием, его личной охраной и отрядом пелопоннесских наемников.
Им удалось без проблем добраться до Сиракуз, но Дионисий до последнего момента пребывал в тревоге, боясь, что без него город поднимется на мятеж и войска займут Ортигию. Однако ничего подобного не произошло, и это показалось ему почти чудом.
Со своей стороны Магон остался доволен тем, что ему удалось заставить греков убраться восвояси, и он вернулся в границы карфагенской провинции. А оттуда выслал посольство для ведения мирных переговоров.
Дионисию предлагалось сдать Солунт и другие города на севере, не так давно им завоеванные, а в обмен Магон изъявлял свою готовность признать его власть над сикулами, включая и тавроменийцев. Условия удовлетворили обоих, и мир был заключен.
С наступлением мира снова расцвела торговля, транспорт, и товары потекли рекой из Понта Эвксинского в Адриатический залив, из Испании в Африку, из Греции в Галлию, в Азию, в Египет. Оба сиракузских порта были буквально переполнены судами со всех частей света, ремесленниками и купцами, рабочими и грузчиками, перетаскивавшими на берег дерево из Италии, железо из Этрурии, медь с Кипра, папирус из Египта, сильфий из Кирены, а на корабли грузили зерно, оливковое масло, ремесленные товары всех видов, лошадей, оружие.
Дионисий оправился от своей раны и снова подивился силе Аксала.
— Если бы у нас было несколько тысяч таких наемников, как он, — сказал он однажды Филисту, — никто бы нас не остановил. Они наверняка неукротимы в битве.
— Осторожно, — ответил Филист, — со временем они могут стать опасными. Сейчас на севере — нашествие. Я узнал об этом от одного из наших венетийских осведомителей, прибывших из Адрии с грузом янтаря. Множество племен движется из-за Альп, с семьями. Самое настоящее переселение народов. Они устроили жесточайшую схватку с этрусками, живущими между Апеннинами и По, и те обратились за помощью к своим собратьям с прародины — территории, простирающейся между Арно и Тибром.
— Если они все, как Аксал, то у этрусков нет надежды дать им отпор, — заметил Дионисий.
Предлог для нападения на Регий представился благодаря пограничному конфликту между этим городом и Локрами, вскоре переросшему в открытую войну. Дорида, супруга-локрянка стала сильно тревожиться: ведь на родине у нее осталось много дорогих сердцу людей.
— Твоему городу нечего бояться, — успокаивал ее Дионисий. — Более того, из войны он выйдет еще более великим и богатым. Тот, кто друг мне, знает: от меня он может получать лишь благо.
— Тогда не забудь, когда высадишься в моем городе, совершить жертвоприношение нашему легендарному герою, Аяксу Оилиду.
— Я это сделаю, хотя и не верю в то, что ваш Аякс поможет мне выпутаться из трудной ситуации, если я в ней окажусь.
— Это неправда. Тебе известно, что жители Локр всегда оставляют одно место в первом ряду незанятым, чтобы он встал на него и принял участие в битве?
Дионисий улыбнулся и некоторое время, казалось, с интересом наблюдал за движениями своего сына, игравшего с деревянной лошадкой.
— Правда? — спросил он рассеянно. — Я не знал.
— Конечно. Более полутора веков назад наши сражались в страшной битве против воинов из Кротона, у реки Сагры. Командир кротонцев, видя это пустое место в нашем первом ряду, бросился туда, чтобы разбить наш строй, но был поражен невидимым оружием, и его тут же отнесли в тыл. Несмотря на усилия врачей, несколько раз прижигавших рану, она не желала рубцеваться, более того, она источала невыносимо тошнотворный запах и причиняла ему острую боль. Он решил посоветоваться с Дельфийским оракулом, и тот ответил ему:
Копье героя нанесло эту рану, копье героя ее и залечит.
— Жрецы, толковавшие это пророчество, сказали, что он должен отправиться к Меотийскому болоту, на северном берегу Понта Эвксинского, где на острове хранится копье Ахилла. Кротонский полководец отправился в длительный поход и, добравшись до этого святилища, расположенного на краю света, приложил к ране ржавое копье героя, после чего чудесным образом выздоровел.
— Очень красивая история, — признал Дионисий. — Ты должна рассказать ее нашему сыну.
— Возьмешь меня с собой? — спросила Дорида.
— Даже и не думай, ни за что. Ребенок мал, ты ему нужна, а война есть война. Быть может, однажды, когда все кончится, когда настанет долгий период мира и процветания, я отвезу тебя в Локры. Мы построим там великолепный дом и будем время от времени жить в нем.
— Ты серьезно? — воскликнула Дорида. — И мы поедем туда одни?
Дионисий помрачнел.
— Ты ведь знаешь, что тебе не следует так говорить. Аристомаха должна быть тебе как сестра. Более того, тебе самой бы попросить взять ее с нами.
— Я старалась подружиться с нею. Я даже делила с вами ложе, в первую ночь, — помнишь? И я бы снова это сделала, но она ревнива, часто грустит… даже сейчас, когда у нее есть дети. Не знаю, как ты ее выносишь…
— Хватит! — резко прервал ее Дионисий. — Я знаю, куда ведут эти речи. Будь довольна своим положением: любая женщина в мире позавидовала бы ему и не мечтая о большем.
Дорида повернулась к служанке:
— Уже поздно, уложи ребенка спать. А ты, малыш, поцелуй папу.
Мальчик робко поцеловал родителя, продолжая держаться рукой за кормилицу, и та унесла его.
— Сегодня ночью ты будешь спать со мной? — спросила Дорида, как только они покинули комнату.
— Ты ведь знаешь: сегодня очередь Аристомахи.
— Но у Аристомахи месячные, а у меня нет.
— От тебя ничего не ускользает.
— А тут много искусства не надо. Достаточно один раз выяснить — когда, а потом держать в памяти. — Произнося эти слова, она расстегнула застежки платья и осталась перед ним нагая. Ее гармоничные формы пленили: она находилась в расцвете своей женственности.