— Шестнадцать, чуть больше или меньше, — ответил юноша.
— От раба в общественной бане до вестника царя Спарты всего за четыре года… Совсем неплохо, — заключил Клейдемос. — Как тебе это удалось?
Лахгал рассмеялся.
— Ты задаешь мне этот вопрос, Два-Имени? Разве ты сам не был неизвестным пастухом-илотом несколько лет тому назад? Ты, тот, кто командует спартанской армией и сеет ужас среди яростных фракийцев? Судьба человека в руках богов… Но давай поговорим о чем-нибудь другом. Я находился на личной службе у царя Павсания в течение двух лет и могу сказать, что он следил за каждым твоим движением с огромным вниманием. Ни одно из твоих устремлений не ускользнуло из его поля зрения. Он глубоко восхищается твоей силой и твоим разумом, ты нужен ему рядом с ним для чрезвычайно важной тайной миссии.
— Что тебе известно об этом?
— Царь не настолько посвящает меня в свои планы! Но могу тебе сказать, что после завершения этой миссии, ты получишь возможность либо вернуться в Спарту, либо воссоединиться с женщиной, которую ты звал матерью.
Клейдемос был крайне удивлен.
— Ты уверен в этом? Это не еще одна хитрость? Что тебе известно о моей матери?
— Она жива, может похвастаться хорошим здоровьем, хотя ее и угнетает твое столь долгое отсутствие. Она по-прежнему живет в домике в горах. Иногда ее навещает мужчина, великан из великанов, с бородой.
Клейдемос был потрясен.
«Карас!» — подумал он, всячески стараясь не выдать свои чувства.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Лахгал, внимательно следя за ним.
— Мог его видеть раза два. Огромный человек с бородой, да? Думаю, он один из горных пастухов. Но, пожалуйста, расскажи мне побольше о моей матери!
— Больше того, что я уже рассказал тебе, не знаю ничего. Но тебе будет дано разрешение взять ее к себе на службу — в дом Клеоменидов.
Клейдемос схватил молодого человека за руку.
— Это действительно слова царя?
— Именно так, — ответил Лахгал. — Можешь поверить мне. Не для того я проделал такой путь, чтобы врать тебе.
Он умолк, проницательно взглянув в глаза Клейдемоса. Холодный свет, сияющий в них, вдруг разгорелся ярким пламенем.
— Что я должен передать царю?
— Принимаю, — сказал Клейдемос без колебаний. — Я сделаю все, что он захочет. Немедленно отправляйся в путь и передай это царю…
— Немедленно уехать? Это и есть то самое гостеприимство, которое ты мне обещал? — смеясь, сказал Лахгал. — Я не хочу торопиться!
— Ты прав, я веду себя самым неподобающим образом, но есть кое-что такое, что ты должен четко усвоить: нет ничего ужаснее одиночества, а эти дни были для меня самыми одинокими во всей моей жизни. Но ты не рассказал мне, как все это произошло? Как тебе удалось поступить на службу к царю?
— Павсаний выкупил меня у моего хозяина, когда флот покинул Кипр. Я всегда служил ему, по мере своих сил и возможностей. Я выучил ваш диалект и освоил язык персов. Я понимал, что нет ни единого человека, кому бы царь мог доверять; за ним шпионили его же собственные союзники, его собственное правительство. Поэтому ему был нужен кто-то, кто мог бы быть абсолютно предан ему. Это была моя удача. Мало-помалу царь стал поручать мне все более важные задания, а сейчас он уже доверяет мне самые тонкие и уязвимые миссии. Например, как эта, приехать и поговорить с тобой.
— Когда меня освободят от службы здесь?
— Немедленно, если захочешь. Можешь вернуться в Византий со мной. Твой заместитель командующего примет на себя все обязанности до тех пор, пока царь не пришлет другого офицера для проведения следующей военной кампании.
— Византий… Не верится, что смогу оставить эту жизнь, вернуться в Спарту…
— Подожди, миссия, которая будет доверена тебе, не покажется ни легкой, ни краткосрочной, я полагаю.
— Не имеет значения. Любая миссия будет лучше, чем продолжение этой резни. Лучше, чем провести еще один год в этих опустошенных местах. Давай уедем прямо сейчас, Лахгал. Завтра.
— Как пожелаешь, — ответил молодой человек. Он вытащил пергаментный свиток из своего плаща.
— Это инструкции для твоего заместителя: ты должен зачитать их на скифали.
— Прекрасно, — согласился Клейдемос, — я немедленно прикажу ему явиться.
Он отдал приказы стражу, стоящему на посту у входа в его палатку, тот быстро вернулся с таксиархом первого батальона. Офицер приветствовал его и по жесту руки своего командующего снял шлем и сел на табурет.
Клейдемос вынул скифаль из своего ящика. Это приспособление представляло собой гладкую подставку из самшитовой древесины, размеченную двумя параллельными спиральными линиями, направляющими, куда помещали кожаный свиток в предписанном порядке для того, чтобы его можно было прочитать.
Клейдемос закрепил свиток вверху на гвозде с большой шляпкой и затем осторожно повернул подставку так, чтобы полоска кожи развернулась в ней по направляющей. Нижний конец он закрепил на другом гвозде в противоположном конце подставки.
Послание, написанное горизонтально на таком же куске той же длины и толщины, теперь можно было прочитать.
«Павсаний, царь Спарты, Клейдемосу, сыну Аристарха, командующему нашей армией во Фракии:
Привет тебе!
Мы отдаем должное твоей величественной доблести, достойной того имени, которое ты носишь, и благодарим за службу, выполненную для нашей страны в многочисленных битвах, в которых ты одержал победу над варварами. Сейчас твое присутствие необходимо в другом месте. Ты должен передать командование своими войсками своему заместителю Девксиппу и прибыть ко мне в Византий по возможности в кратчайшие сроки.»
Клейдемос передал послание своему заместителю, который также прочитал его, обращая внимание на печать Павсания в конце послания.
— Когда ты отбываешь, командующий? — спросил Девксипп.
— Завтра на рассвете. Подготовься к вступлению в эту должность.
Офицер поднялся на ноги.
— Я знаю, что передаю своих людей в хорошие руки, — добавил Клейдемос, протягивая ему правую руку.
— Благодарю, командующий, — хватая его руку, с некоторым удивлением сказал заместитель. — Постараюсь проявить себя достойным этой чести.
Он надел шлем и вышел.
— Будешь спать в моей палатке, — сказал Клейдемос Лахгалу. — У меня нет отдельного шатра для гостей, у меня не бывает много посетителей.
Лахгал разделся, чтобы лечь в постель, он устал после такого долгого путешествия. У него было тело мужчины, но загорелая кожа сияла нежной красотой Востока. Клейдемос заметил, что он бреет свои бедра и волосы на лобке, словно хочет скрыть свою принадлежность к мужскому полу.
После того как Лахгал уснул, спартанец продолжал сидеть, глядя на угли в жаровне, которая стояла в центре палатки. Он вытянул руки, чтобы согреть их, и тут его взгляд упал на браслет с медными заклепками, который Филиппид, чемпион Олимпиады, подарил ему давным-давно. С него свисала разноцветная ракушка, которую подарил ему Лахгал, когда еще был ребенком, на побережье Кипра.