– Саруман! - воскликнул он. Голос мага не был таким мелодичным, но казалось, заполнил собой всю долину. - Ты выбрал не то поприще! Тебе бы стать придворным шутом и передразнивать сановников. Глядишь, и кинут корку… могут, правда, и плеткой угостить, - обидно засмеялся маг, а потом продолжал уже обычным голосом. - Ты говоришь, нам нужно понять друг друга? Я тебя вполне понимаю, а вот тебе меня уже не понять. Я ничего не забыл. Когда мы виделись в последний раз, я был твоим пленником, а ты - тюремщиком на службе Мордора и как раз собирался послать меня туда. Нет, я и не подумаю подниматься к тебе: кто убежал через крышу, тот не будет входить в дверь. А теперь послушай меня, Саруман! Послушай в последний раз! Не спустишься ли ты ко мне? Твои надежды на мощь Изенгарда не оправдались. Как бы тебя не постигли и другие разочарования. Так не разумнее ли отказаться от сомнительных упований ради более достойных? Подумай, Саруман!
Тень пробежала по лицу Сарумана. Он побледнел, как мертвец. На мгновение он не совладал с собой, и все увидели, как терзают его сомнения, как он не может решиться: то ли покинуть свое убежище, то ли оставаться в нем и дальше. Саруман колебался, и все затаили дыхание. Потом он заговорил, голос у него был теперь ледяным и резким. Гордость и ненависть взяли в нем верх.
– Сойти? Мне? - насмешливо переспросил он. - Разве сойдет безоружный человек, чтобы говорить с разбойниками у своего порога? Мне и отсюда все хорошо слышно. Я не так глуп, Гэндальф Серый, чтобы доверять тебе. Лесных демонов, правда, не видно, но я знаю, где они притаились по твоему приказу.
– Предатели всегда недоверчивы, - устало махнул рукой Гэндальф. - Но ты напрасно опасаешься за свою жизнь, тебе ничто не грозит. Пойми, я хочу спасти тебя, и это твоя последняя возможность. Ты можешь свободно покинуть Ортханк, если захочешь.
– Приятно слышать! - насмешливо фыркнул Саруман. - Очень похоже на Гэндальфа Серого: так снисходительно, так великодушно. Не сомневаюсь, что Ортханк нравится тебе и мой уход был бы для тебя желательным. Но зачем мне уходить? Что ты понимаешь под словом «свободно»? У тебя ведь, конечно, есть условия?
– Ну, причин для ухода у тебя немало, - ответил Гэндальф. - Оглядись вокруг. Своих слуг ты не найдешь, они истреблены или рассеяны, своих соседей ты сделал своими врагами, своего нового господина обманул или пытался обмануть. Если его Око обратится сюда, оно будет гневным. Так вот, когда я говорю «свободно», это и означает свободу: свободу идти, куда захочешь, да, Саруман, даже в Мордор, если это тебе по душе. Только сперва придется отдать ключ от Ортханка и жезл. Я обещаю сохранить их и вернуть тебе, когда ты заслужишь их вновь.
Лицо Сарумана исказилось от бешенства, в глазах загорелся красный огонь. Он злобно рассмеялся.
– Да, конечно, ты вернешь их мне! Только ведь сначала тебе понадобятся еще ключи от Барад Дура, короны Семи Королей и жезлы Пяти магов. Ну что ж, ты не так уж много и хочешь и, наверное, управишься без моей помощи. Мне недосуг. Если хочешь договориться со мной, уходи и возвращайся трезвым. И пожалуйста, без этих головорезов и без недомерков, что цепляются за твой подол. Прощай! - Он повернулся и собрался уйти с балкона.
– Вернись, Саруман, - негромко, но повелительно окликнул его Гэндальф.
Ко всеобщему изумлению, Саруман медленно, словно против своей воли, повернулся, прислонившись к ограде балкона. Лицо его осунулось и постарело, а пальцы вцепились в черный жезл, как когти.
– Я еще не отпустил тебя, - сурово продолжал Гэндальф. - Ты поглупел, Саруман, и достоин жалости. Ты еще мог бы отвернуться от зла и безумия, мог бы принести пользу. Но ты упорствуешь. Что ж, твое право. Но предупреждаю тебя: выйти тебе будет нелегко. Ты не выйдешь до тех пор, пока рука с Востока не протянется и не схватит тебя! - Голос мага, теперь мощный и грозный, гремел. - Саруман! Открой глаза! Я больше не Гэндальф Серый, которого ты предавал. Я - Гэндальф Белый, вернувшийся из Мрака. А ты, ты стал бесцветным, и я своей властью исключаю тебя из Совета и из Ордена!
Он поднял руку и произнес медленно, холодным и отчетливым голосом:
– Саруман, я ломаю твой жезл!
Жезл в руке Сарумана с треском сломался, и обломки упали к ногам Гэндальфа.
– Ступай! - приказал Гэндальф. Саруман со стоном пал на колени и уполз внутрь.
В этот момент что-то тяжелое и блестящее, брошенное с силой, вылетело сверху. Оно отскочило от железной ограды балкона, на которую только что опирался Саруман, и, едва не задев Гэндальфа, упало на ступеньки у его ног. Ограда зазвенела и сломалась, ступенька треснула, и от нее во все стороны брызнули осколки. Но брошенный предмет, остался целым и покатился вниз по лестнице. Это был хрустальный шар, темный, но с огнем внутри. Он катился к большой глубокой луже, Пиппин догнал и схватил его.
– Подлый убийца! - вскричал Йомер, но Гэндальф остановил его.
– Нет, это не Саруман, - сказал он. - Это из верхнего окна - прощальный подарок Гримы Червослова, только бросок неважный.
– Это оттого, что он не мог решить, кого ненавидит больше, тебя или Сарумана, - заметил Арагорн.
– Может и так, - согласился Гэндальф. - Мало им будет радости друг от друга: оба полны яда и злобы. Но это только справедливо. Если Грима выйдет из Ортханка живым, это будет больше, чем он заслуживает. Эй, подожди-ка, милый! - воскликнул он вдруг, обернувшись и увидев Пиппина, который медленно поднимался по лестнице, словно неся тяжелый груз. - Никто не просил тебя его трогать!
С этими слонами маг поспешно спустился навстречу хоббиту и, отобрав у него темный шар, завернул в полу своего плаща.
– Я сам позабочусь о нем. Саруман ни за что бы не выбросил такую вещь.
– Но он может бросить что-нибудь другое, - заметил Гимли. - Раз мы уже побеседовали, то, может, нам отойти подальше?
– Да, - ответил Гэндальф, - больше здесь говорить не о чем.
Они спустились с лестницы. Всадники приветствовали их радостными криками. Чары Сарумана исчезли: все видели, что он вернулся, когда ему было приказано, и уполз, когда был отпущен.
– Ну вот и все, - произнес Гэндальф. - Теперь мне нужно только найти старика Фангорна и сказать ему, чем кончилось дело.
– Наверное, он и сам догадался, - предположил Мерри. - Разве могло быть иначе?