– Здравствуйте, следователь Костобоков. – Вадим поднес удостоверение к самым стеклам очков. – Мне нужен Хорда В. П., художник.
– Я Хорда Виктория Павловна, – баском проговорила женщина. – И художник тоже я… Заходите, замерзли, наверное?
Это действительно была мастерская художника. Причудливое вдохновение художницы Хорды оставило следы кисти на потолке, занавесках, на кухонном линолеуме и даже на валиках старенькой софы.
– Виктория Павловна, простите за позднее вторжение. Я знаю, вы участвовали в экспедиции на Нименьгу и Спасское в 1962 году. Если возможно, расскажите мне о задачах экспедиции, о людях…
Лицо Виктории Павловны озабоченно стянулось морщинками. Теперь она походила на грустного пони, глядящего на мир из-под густой нечесаной челки с застрявшими соломинками-сединками. Добрые глаза смотрели растерянно и виновато.
– Сорок лет никто не вспоминал… А теперь зачем-то понадобилась. Экспедиция должна была комплексно изучить северо-восток Архангельской области, где были обнаружены древние городища и необычные петроглифы. Все участники были молодыми, талантливыми, и каждый собирался подтвердить свои собственные дерзкие гипотезы. Уж сколько лет прошло, многое забылось… Простите, мне тяжело об этом говорить.
Грустно позвякивая чашечками, она накрывала чай на низком журнальном столике, грустном шике семидесятых. Вскоре на столе появился засохший пасхальный куличик, и Виктория Павловна принялась мужественно пилить его чем-то, отдаленно напоминающим ножовку. Вадим Андреевич благодушно вызвался ей помочь, и она уселась, как девочка, на диванчике, сложив на коленях разбитые ревматизмом руки.
Чай пили в молчании. Виктория Павловна увлеченно мучила сухарик пустыми розовыми деснами, поминутно обмакивая его в чай. Может быть, она и вправду ничего не знала… А может быть, обиделась на долгое забвение… Вадим уже подгадывал время к последнему поезду, как вдруг из-под стола послышался шорох. Что-то серое прошмыгнуло у ее ног и затихло под батареей.
– Прося, Просенька, выйди, дружок… – Под ржавыми переборами батареи энергично зашуршало. – Это моя подруга Прося, – пояснила хозяйка. – Ей не нравится, когда ее называют крысой. Кстати о крысах… Вот ведь Прося напомнила! Спасибо, дружок! Так вот… Вы записывайте, записывайте! В конце восьмидесятых я работала оформителем в театре. Это уж потом меня выпихнули за сто первый – слишком много писем писала, все о той экспедиции… Однажды летним вечером я прогуливалась в сквере у Никитских ворот и неожиданно встретила… Якова Блуда! Он вышел из шикарной черной машины. Даже стекла были черные!
Виктория Павловна многозначительно умолкла, наблюдая за лицом следователя, но оно было непроницаемо.
– Он был в той самой экспедиции, которой вы все же заинтересовались. Так вот, он за эти двадцать лет ничуть не изменился! Прямо-таки вечный жид! – Виктория Павловна понизила голос до басовитого шепота. – Я так испугалась! В первую минуту даже решила, что обозналась, ведь все они погибли! Официальный некролог, ну, вы понимаете… Но он тоже узнал меня, потому и исчез так быстро: юркнул обратно в машину, как крыса, и дал газу.
Вадим силился припомнить что-либо относительно Якова Блуда, но ничего примечательного об этом человеке в сохранившейся части дела не содержалось. Невзирая на риск заночевать в вымирающем поселке, Вадим попытался еще что-либо разузнать о персонаже, внезапно вынырнувшем из пучины времен.
– Виктория Павловна, опишите мне его, пожалуйста, ну, как художник художнику.
– Ну, ничего художественного в его внешности не было. Он был похож на популярного в те годы гипнотизера. Такой, знаете, юркий, чернявый. Глаза выразительные, но как будто немолодые… Смотрел исподлобья, почти не смаргивая. Я бы даже нарисовала вам его портрет, но сейчас не смогу – руки болят. В экспедиции он был чужаком. Наши молодые «академики» оказались шумным, веселым и остроумным народом. А этот держался особняком. Вот, пожалуй, один случай стоит вашего внимания.
В середине мая наши археологи Корнилий и Степан уплыли за озеро. Вечером поднялся ветер. А на берегу и в воде торчат высокие валуны, почти скалы. Начальник экспедиции Ростовцев приказал поставить на берегу сигнальщика с фонарем, чтобы ребята смогли в темноте войти в бухту. Договорились по часу дежурить на берегу. Даже я свой час отстояла. Ледяной ливень, ветер, но надо спасать наших археологов. Яков должен был стоять уже около полуночи. Так он фонарь повесил на ребра, где рыбаки сушили сети, а сам ушел в избу греться. Ребра-то и завалились от бури. Через час его пришел менять наш антрополог Иван Гуськов. Фонарь разбит, Якова нет. Ну, в общем, ребята наши все же вошли в бухту. А Гуськов утром сказал во всеуслышание, что, будь его воля, он разделил бы человечество на людь и нелюдь. Нелюдь надо отстреливать, за нее и Бог не спросит…
– Вот как, а разве люди не братья?
– К сожалению, нет. Иван… – она произнесла это имя по-девичьи нежно и мечтательно, – считал, что человеческие качества психики обусловлены не образованием или воспитанием, а от рождения заданы Природой, вернее, породой. Поэтому люди изначально не равны между собой. Это была его любимая теория. Себя он считал учеником профессора Поршнева. «Видовая неоднородность человечества» – так называлась диссертация Ивана. Даже сегодня об этом запрещено думать, а тогда… Под внешней неразличимостью в человечестве скрываются несколько видов, два из которых – хищные и очень опасные. Это потомки каннибалов и паразитирующих человекогиен…
Вадим Андреевич насторожился, где-то он читал об этом совсем недавно… Несгораемая рукопись Муравьева. Точно!
– Если вам это хоть немного интересно, я с радостью изложу вам суть этой теории. Когда-то, в наивной юности, я увлекалась антропологией, ходила на лекции в Политехнический музей и даже пыталась построить что-то вроде жизненной философии. Итак, в современном человечестве ясно выделяются четыре типа существ. Начнем снизу шкалы. Об этом мало кто догадывается, но среди нас существуют, и даже неплохо устроились, потомки хищных зверей – это суперанималы, или сверхживотные. Известно, что ни один вид высших животных не истребляет себе подобных. Суперанималы первые пошли на братоубийство и начали пожирать кровных сородичей. Это жестокие и беспринципные хищники. Потомков перво убийц не так много, но они заметны издалека. Это или крупные преступники, или жестокосердые тираны, наводящие ужас на современников. За историческими примерами далеко ходить не надо, это Нерон, Гитлер, Пол Пот… Рядом с ними на низшей ступени устроились агрессивные приспособленцы, имитаторы. Они столь же жестоки, но у них нет смелости и силы суперанималов. Это прихлебатели, как шакал Табаки у тигра Шерхана. Они и создают суперанималам гипнотическую ауру. Таков был доктор Геббельс. В современном обществе эта группа представлена продажными политиками и журналистами. Есть и народы суггестивной направленности. Им не нужно убивать жертву, чтобы завладеть, скажем, ее кошельком, достаточно заморочить. Но самый большой отряд в современном человечестве – это диффузники. В целом диффузник – добрый малый, он хранитель обычаев и моральных устоев, именно он способен к созидательному труду на благо всех. Но он нестоек в добре, его легко может напугать суперанимал или одурачить гипнотизер-суггестор. Диффузник не слишком много знает, не обладает особыми талантами, он консервативен и податлив на приманки одновременно. Одураченные диффузники, увлекаемые хищниками, – движущая сила всех революций. Именно диффузник массово ринулся в удавку финансовых пирамид, построенных для него «гипнотизерами», он потребитель всех видов рекламы, и на него рассчитана вся телевизионная одуриловка. И наконец, венец человеческой эволюции – благороднейший неоантроп – человек будущего. Этот человеческий тип духовен, интеллектуален, он способен на жертвенность, ему понятны самые высокие порывы. Верность и честь – суть его натуры. В Древней Индии неоантропам соответствовала каста брахманов. Неоантропов немного, в жизни их не так-то легко заметить. Неоантропы свершают свой жизненный подвиг вдали от вспышек телекамер и суеты. Но именно они становятся подлинными героями человечества. Если бы у власти стояли мудрые и неподкупные неоантропы, а выделить их из человечества способен обычный тест, мы бы уже жили при золотом веке человеческой эволюции. Я надеюсь, вы уже поняли, что два низших типа собственно людьми не являются, хотя внешне от людей они почти неотличимы. Суперанималы имеют упрощенное строение мозга, у них нет главного человеческого качества – совести. А центр совести, как известно, расположен в лобных долях мозга. Вот так, молодой человек, мы с вами убедились, что в человеческом сообществе по-прежнему правит бал Ее Величество Генетика. И люди вовсе не однородные особи. Поэтому предоставление всем равных прав и свобод, как того, захлебываясь слюной, требуют демократы, – это гибельный путь. Народная нива зарастет сорняками. Свободой прежде всего воспользуются супер анималы и их свора, они быстро превратят свободу в разгул низменных инстинктов. Как это сейчас и происходит. А диффузник как именовался быдлом, так и будет называться впредь, при всех режимах, кроме истинно народного.