– Не выкликай ее больше. Она не слышит… Тебе наречена другая…
– Но я люблю только ее!
– Есть судьба, земной рок, человек способен изменить многое внутри узлов судьбы, но есть грань, за которой человеческий произвол бессилен.
– Нет, Ведогона, я никогда не смогу разлюбить ее… Ведь ты видишь души и читаешь мысли, неужели ты не понимаешь, что такое любовь?
Ведогона стремительно отвернулась и побежала прочь от него вглубь леса. Он понял, что обидел ее, обдал холодом самое чудесное человеческое создание из всех встреченных им на Земле. А обиды на Ясне прежде не было! Отзвук ее мог оглушить и погубить окрестный мир, тысячами уз связанный с человеком, принести разорение гнезд, болезни и гибель.
Он бросился вдогонку, разбивая грудью тугие воздушные струи, распаляясь от вольного бега. Девушки нигде не было видно. Он сосредоточил сознание на ее образе и мысленно позвал. Бесполезно! Тогда он прижался лбом к березовому стволу, мысленно умоляя дерево помочь ему отыскать Ведогону. Дерево согласно зашелестело кроной, сейчас оно было его союзником, и только тогда Молник разглядел длинный серебристый локон, змейкой обвитый вокруг дальнего ствола. Под его взглядом локон заструился и спрятался под кору в том месте, где Ведогона вошла в дерево.
– Выходи, волшебница, я нашел тебя. – Он крепко обнял березу.
Ведогона появилась прямо из дерева, вышла сквозь кору и смущенно улыбнулась:
– Эта береза-Берегиня – моя кормилица, она поила меня своим соком… Когда я родилась, мама оставила меня в лесу. Был День Даждьбога. Этот день на Ясне зовут Венцом Весны.
– Почему она оставила тебя? – не понял Молник.
– По закону веди, мать кладет новорожденное дитя на живую грудь Земли и оставляет на попечение Природы, пока ребенку не исполнится год. Но это время Внешнего мира, у нас оно свое. Помнишь: «И растет ребенок там не по дням, а по часам…» Это о детях веди. Веди от рождения умеют говорить и воспринимают слово. В первый же час после рождения в ребенке пробуждается божество, и его навсегда усыновляют доброе Солнце и живая Душа Земли. Еще до рождения дитя вспоминает свой путь по ступеням творения: рыбкой, лягушкой, смешным и трогательным детенышем… Самая непроницаемая и священная тайна – тайна зачатия и воплощения. Зачатие у веди священно. Первые часы после зачатия сравнимы с творением Вселенной. Завязь будущей жизни по затраченной силе равна трети жизненного пути будущего человека. Изменения в ней протекают с невероятной быстротой. Это скорость Космоса. Рост младенца полон прекраснейшей музыки, но люди Внешнего мира разучились ее слышать. Отец, мать и дитя – нераздельная Троица Вселенной!
* * *
– Сегодня я поведу тебя в поля Нави. Веди с детства знают дороги туда. Тебе будет тяжело смотреть в беспредельность Космоса. И вид зверей Запределья будет ужасен. И большинство людей покажутся тебе погибшими. Собери все твое мужество и иди!
Бел сидел у пламени Весты, неотрывно глядя в огонь. Жестом он пригласил Молника сесть рядом.
– Природа Огня, Воли и Разума едина. Невидимый огонь живет внутри всего сущего. Сегодня ночью ты узришь истинную картину мира, вернее, «битвы сил». Сегодня раскроются очи твоего духа. Мы вместе побываем там, где ты родился. Я буду рядом с тобой. А теперь отдохни, Молник.
Он знал, что должен заснуть, но не так, как прежде, а сохраняя сознание, полностью владея своим «огненным» телом, телом сна. «В земном теле покинуть землю болезненно и трудно, но в теле сна легко и просто. Земля любит своих детей слепой любовью матери и не отпускает от себя даже после смерти. Она забирает их смертную персть, омывает, очищает и вновь возрождает из своего бессмертного тела. Веди – воины Нави. Наши битвы невидимы, но от этого не менее важны для Вселенной…» Голос Бела звучал ясно и четко, как если бы он был совсем рядом…
Облик города с высот Нави был страшен. Они с трудом прорвались сквозь плотный купол, закрывающий город. Черные протуберанцы жестких излучений рвались сквозь защитную оболочку, как клубы пламени и чада, и если бы город не был закрыт прочной оболочкой, то испарения ненависти, похоти, жадности и страха пролились бы в пространство и отравили ближние регионы Вселенной. И город задыхался в собственных ядах. Бел и Молник видели город с небольшой высоты: поля Нави здесь были сжаты, спрессованы, придавлены к земле. Внизу в густом багровом тумане вдоль призрачных стен брели темные лохматые коконы. Молник вгляделся: это были люди! Болезни, вредные привычки, а то и просто черные мысли покрывали их как лохмотья. Некоторые были так густо облеплены «грязью», что едва шевелились.
Бел указал Молнику на странные уродливые фигуры: на крышах, островерхих башнях и шпилях дремали крупные птицезвери. Химеры сидели, сложив за спиной огромные перепончатые крылья. «Эти крылья позволяют им преодолевать пространства других миров…» – объяснил Бел. Но сон Зверей Запределья был обманчив. Они тайно наблюдали за городом, высматривая добычу. Иногда одна или две слетали вниз и склевывали что-то призрачное, видимое только им…
Бел показал Молнику, как можно погрузиться в поток их мыслей и рассечь его на разноцветные говорящие струи, и вскоре Молник различил даже отдельные голоса. Люди жаловались и страдали, негодовали и обижались. Угрюмые однообразные заботы… обида на скудную жизнь и зависть к тем, кто сумел подпрыгнуть чуть выше.
Багровый сумрак застил город. Ярко-синие и фиолетовые цвета милосердия и целомудрия одиноко сияли среди клубов мрачного тумана. «Это чистые души, незримые со стороны Яви, но большинство людей еще способно уловить их тонкий свет, – объяснил Бел. – Праведников немного, и одинокие фонарики их душ тонут, как светляки в беспредельной ночи». Несколько очагов яркого света, как прожектора, подпирали темный грозовой свод. Это были древние места Силы и Славы. Облетая город, воины веди видели воздушные храмы, окутанные в ясные, чистые цвета доброты и мудрости. Но, как дивные миражи, они тонули среди зловонных испарений.
Внизу замелькали знакомые улицы. Слабый луч света раздвинул окрестный мрак. Вот дом Гликерии, ее окно, тонкий голубой свет, сочащийся в окрестный сумрак. Не совладав с собой, Молник устремился на этот едва приметный свет. Все эти месяцы на Ясне он думал только об этой встрече. Ни аскеза, ни умопомрачительные тренировки не могли выбить влечение и память. Оставив Учителя на площади под прицелом Зверей, он летел к ней с быстротой своего желания, и тем ужаснее была расплата… Длинные, как клинки, осколки стекла вошли в его грудь, вспороли солнечную плоть воина веди. Он все еще попробовал пробиться сквозь них, но вновь ударился о невидимую преграду. Он был предан! Она уже не ждала его, не жаждала душой, духом и телом. Через зияющие раны стремительно вытекала его сила, и он медленно падал в багровый сумрак внизу.
Он не помнил, как Бел догнал его и успел остановить его падение в бездну, как после разгонял черных, слетевшихся на солнечную кровь Зверей и как нес его по полям Нави. Он проснулся лишь через несколько дней от бережного прикосновения Ведогоны. В ее ладонях, словно облитых мягким золотом, светился клубок солнечных нитей. Ведогона ткала ему рубашку из утренних лучей, и ласковая Ясна радовалась его пробуждению.