— Да, действительно… Буква. Нет, скорее это некое начертание. Такого нет в кириллице и ни в одном другом древнем уставе. Похоже на сплетенные зигзаги молний. По-моему, это скандинавская руна.
— Нет, это скорее примитивное изображение рыбы. Кто мог нацарапать ее?
— Тот, кто в ночь на двадцать второго июня устроил шум в подвале. Но рыба — символ Спасителя! — С надеждой сказал настоятель. — Кто, как не он, уловил в словесные сети рыбаков галилейских, пообещав, что сделает их ловцами человеков? Рыба есть прообраз бескровной трапезы, недаром пятью рыбами и пятью хлебами накормил Христос пять тысяч человек.
— Все мы рыбки в пучине жизни, — подал голос Тит.
— Ну-ну, — примирительно пробурчал владыка. — А вам, ваше Высокопреподобие, надо срочно провести расследование в монастыре. К происшествию наверняка имеет отношение кто-нибудь из братии: кто-то же заходил сюда и даже нацарапал на стене «рыбу». Особливо проверить новеньких. Скажите, мы можем попасть во внутренние галереи?
— Для этого понадобятся акваланги и инструменты для распиливания решетки, — слабо улыбнувшись, пошутил настоятель. — Но мы должны быть спокойны: вода и решетка надежно охраняют подземелье.
— Тогда почему вчерашней ночью сработал механизм?
— Может быть, сорвался камень и привел в действие ловушку. Посмотрите, здесь полно обвалившихся кирпичей.
Выбрав выпавший из стены увесистый камень, отец Нектарий сделал шаг к решетке.
— Еще не время, — остановил его владыка Валерий. — Сначала надо провести молебен.
— Молебен?
— Не будьте ребенком, батюшка. Молебен надо пропеть до того, как вода вернется. Народу нужны чудеса.
— Русь погрязла в новом язычестве, — вздохнул настоятель.
— Вот-вот! Именно чудеса когда-то способствовали добровольному обращению язычников. Надо почаще листать церковную историю, отец Нектарий. Она полна поучений для нас, грешных. Известно, как встретили русские варвары греков-миссионеров. Что могло потрясти воображение дикарей? Только чудо! И один из святителей явил это несколько дерзкое чудо. Он бросил в костер само святое Евангелие, и оно не сгорело, напротив: пламя в костре угасло!
— «Шерсть саламандры», — едва заметно усмехнулся отец Нектарий. — Кому, как не ученым грекам, была известна тайна «греческого огня» и прочие фокусы. Асбестовые волокна: «шерсть саламандры» защищают от горения, и книга, переплетенная в такую ткань, может долгое время лежать в огне безо всякого вреда.
— «Шерсть Саламандры»? Пустяки! К добру можно и понудить…
Все трое неторопливо двинулись в обратный путь. Подземелье жадно ловило шелест шагов и негромкие голоса.
— Кнутом загнать человечество в счастье? — с печальным укором шептал отец Нектарий, но повеселевший владыка не слышал его.
Покидая подземелье, владыка Валерий выстраивал новый довольно дерзкий план. По Божьей воле в его руки попал бесценный ключ к чуду, а без капельки чуда все мероприятие с разливом монастырской воды — лишь мирская возня вокруг барышей.
Если под монастырем существует старинная водораспределительная система с выходом на святой родник, то раба Божья Ангелина — у него в руках. Воды Досифеева родника будут исчезать во дни скорби и поста и бить с новой силой во время церковных праздников, являя простым верующим сердцам долгожданное знамение. Ничто не делает человека столь счастливым и детски доверчивым, как внезапное чудо. Монастырь получит приток паломников, а с ним подымется и епархия.
Но всякий поворот судьбы таит подвох, если не оценишь урока. Может статься, что настоятель ошибается, и «ловушка Никона» не имеет отношения к роднику, тогда, наоборот, сам владыка окажется в руках Плотниковой, с ее бизнес-планами на Досифеев родник. Они были взнузданы одной вожжой. И один без другого не смели подступиться к запечатанному кладезю. Ввиду этого владыка Валерий вынужденно терпел ухарские замашки Плотниковой.
Когда в его покоях, где посетители строго отцеживались охраной и фильтровались через секретариат, появилась курящая, крашенная под блондинку дамочка в «английском» костюме с короткой, не прикрывающей «голяшки» юбкой, владыка сначала опешил. Он привык к смиренным келейницам с рано состарившимися лицами. Они ухаживали за его дачей, следили за порядком в покоях, были бесшумны и едва заметны. Геля ворвалась в его покои, как вихрь, с запахом легких сигарет и облака дорогих духов. От «пожирательницы мужчин» шарахались скромные юноши из секретариата, а пожилые сельские батюшки торопливо крестились, встречая ее в коридорах резиденции.
Но владыка быстро привык к ее визитам и светскому, запанибрата, обращению со своей персоной и даже находил удовольствие в ее приездах, при некотором вынужденном однообразии своих контактов. Но до сих пор Геля не переступала невидимой границы, того четко очерченного круга, который ей не следовало нарушать.
* * *
Трое священников энергично продвигались к выходу из подземелья. Отец Нектарий ежеминутно заглядывал в карту, выбирая наиболее короткий путь, и они удачно миновали развилки и слепые «аппендиксы». Ландшафт подземелья изменился. Они шли вдоль коридора, выложенного старинным красным кирпичом. Стены арочного подземелья были изрыты узкими углублениями, похожими на полки.
— Мы рядом с древним кладбищем, — пояснил отец Нектарий.
Ниши-склепы были заготовлены еще при первых насельниках монастыря для похорон братии, но этот обычай так и не был исполнен. Склепы были пусты и местами затянуты белесой паутиной.
Тит шел впереди, громыхая ботинками. Во тьме его феноменальный нюх еще более обострился. Запах древесной гнили от рассыпавшихся дубовых крепей окружал его, как плотные облака. Тончайший аромат заставил его вздрогнуть и остановиться напротив ниши, прикрытой заслонкой из свежей фанеры. Целый склад фанерных обрезков лежал на хозяйственном дворе монастыря. Тит сдвинул заслонку. Сложнейшая симфония ароматных смол, драгоценных масел, юной кожи и душистых, как весенний лес, волос коснулась его ноздрей, просочилась до тончайших альвеол обоняния и оглушила изнутри. Тит опустился на колени и заглянул внутрь склепа. В норе белел длинный, туго спеленатый сверток.
Тит без усилий вынул сверток и осторожно отвернул край белого полотнища.
— Девка, — эхом рассыпалось под сводами.
— Что это? О, Господи… — выдохнул отец Нектарий.
Потрясенный владыка молча созерцал страшную находку. В скрещенном луче фонариков лицо покойницы дразнило обманчивой жизнью, на прозрачно-восковых щеках дрожали тени ресниц, под ними влажно поблескивало.
Тит хотел опустить покров ниже, но владыка остановил его руку. На простыне, в которую было обернуто тело, синела восьмиконечная звезда. Эту печать собственноручно ставил монастырский келарь, прежде чем выдать в пользование новое белье.
* * *
В тот день в монастыре обед был подан позже обычного. Виноваты в этом были обмелевшая жила Досифеева родника и утонувшая в колодце бадья. Воду пришлось привозить в цистерне. Невзирая на эти происшествия, обед был по-монастырски добротен и вкусен, но настоятель и владыка Валерий отказались от трапезы, и Тит обедал за троих. Настоятель отдыхал в высоком старинном кресле. Владыка Валерий с удивлением глядел, как торопливо, с судорожной жадностью ест Тит.