Book.

В умывальнике за ночь намерзал лед. Подступили холода, а Егор еще ни разу не протопил избу. Привычная и веселая работа: колка дров, кресенье огня и торжественное поджигание пучка сосновой лучины, казались пустым и ненужным бременем.

Под тоскливую заплачку ветра в трубе Егор наскоро собрался, постоял, прощально оглядывая избу. Взгляд зацепился за пустую зыбку. Алые кони на ее боках и золотые птицы с женскими ликами еще помнили дорогу в его потерянный рай. Егор рывком снял с крюка колыбель и вышел из дома. С Царева луга он в последний раз оглянулся на избу, ветер выбил колючую слезу, и привиделось Егору, что у крепкой хоромины сломана крыша, и больше не держит крыльев его сосновый Сирин.

К Покрову каленые морозы вымостили русло Забыти. Еще вчера над ее стремниной дрожала малая слезинка — узкая обреченная полынья, и над Дарьиным Омутищем висел густой сизый туман, но за ночь лед окреп, схватился злее и теперь постукивал под ногой, как кость, и Егор решил срезать путь по молодому льду. Он уже обогнул незамерзающий зрачок Дарьина Омутища, когда лед под ногой предательски прогнулся, осел и разбежался кривыми трещинами. Поверху хлынула темная вода, но Егор все так же шагал вперед, споря с оскаленной пастью омута.

На востоке, предвещая ясный румяный восход, сияла звезда. Когда-то ее пречистый свет вел трех седых мудрецов к пастушьей пещере, где суждено было родиться сыну человеческому. Эта звезда покачивалась и над его колыбелью. Из всех звезд и ближних планет она была самой родной и любящей. Это ее голубой свет рассыпался над купальскими травами и теплыми водами, над его яростью и юностью. Теперь она вела его через хрупкий лед Забыти.

Полынья осталась позади. Над Велесовым холмом всходило алое солнце, и в небе над Ковчегом проступил высокий радужный столп: дымчато-прозрачный, как мост, протянутый к погибающим и тонущим в бездне морской. И он, Егор, тоже был взыскан из пучины неусыпными молитвами.

Озябший звонарь поднялся на колокольню. Перекрестив грудь, взял в руки вервие, раскачал било, и в густом морозном воздухе грянул первый колокольный удар, приветствуя путника с колыбелью в руках.

По соборной площади, опустив ясные задумчивые глаза, шла молодая послушница. По стройной, сдержанной и величавой поступи он издалека узнал Алену. За ней гуськом, сцепив ручонки, семенили младшие воспитанники Ковчега. Пряча взгляд, она хотела проскользнуть мимо, но шестеро ребятишек сбились с шага и, окружив Егора, с любопытством уставились на расписную зыбку в его руках. Они тянули ручонки и гладили алых коней, и Алена впервые за месяцы разлуки подняла ярко сияющие глаза.

Расходившийся звонарь веселей рванул било, и проснувшийся колокол заговорил, зарокотал, рассыпая по округе ликующие трели…

* * *

Ранняя зима завалила снегами, завьюжила метелями и словно набело спеленала раны памяти, но не суждено было Егору испытать счастливое забвение. Однажды вечером в маленьком флигеле при обители, где жили Севергины, прозвенел поздний звонок мобильного телефона. Незнакомый вежливый голос настаивал на срочной встрече. Дело касалось некой организации под вывеской Фонда охраны памятников и культурного наследия.

Штаб-квартира Фонда располагалась в старинном особняке с геральдическими львами у входа и рыцарским гербом на фронтоне. На гранитном щите над входом можно было разглядеть ромб, напоминающий руну «инг» в орнаменте из дубовых листьев и священное копье, устремленное в небо.

Заинтригованный Егор поднялся по мраморной лестнице, но в кабинете, куда его направил бравый вахтер, все оказалось обыденным и старомодным: полированный стол, стопка бумаг и папок, несколько телефонов на стене — парадный портрет бывшего резидента российской разведки в Германии. Шторы были задернуты. Хозяин кабинета безликой тенью горбился у экрана монитора и меланхолично насвистывал что-то из классики. Он кивнул и выключил монитор, продолжая насвистывать уже мажорнее и оптимистичнее.

— Здравствуйте, лейтенант Севергин! — представился Егор.

Силуэт показался Егору смутно знакомым, но боец невидимого фронта явно желал остаться в тени.

— Прошу садиться, герр майор, — сказал он с резким немецким акцентом.

Егор даже крякнул с досады, только теперь узнав Порохью. Курт щелкнул выключателем настольной лампы и запоздало одарил Егора радушной улыбкой.

— Вы ошибаетесь, Курт. Я пока не майор.

— Уже майор! Фонд, под крышей которого мы с вами имеем честь пребывать, высоко оценил вашу решимость и находчивость. Вы с риском для жизни раскрутили сложнейшее дело и самостоятельно вышли на расхитителей музейных ценностей в международных масштабах, но разыскать и вернуть похищенные шедевры будет посложнее, чем спасти от потопа древний клад. Мы предлагаем вам работу за рубежом. Не хотите ли прогуляться в Канны? В тамошних эмпиреях недавно зажглась новая звездочка — призер международного кинофестиваля Марьяна Ивлева, известная вам как Флора. Она сообщает, что некоторые музейные раритеты, недавно исчезнувшие из Эрмитажа, осели на виллах тамошних миллиардеров. Нас ждут великие дела!

И Порохью вновь просвистел несколько героических нот.

— Эх, жаль, нет губной гармошки, я бы порадовал вас настоящей музыкой. Кстати, знаете, что это за мелодия? Это начальный аккорд Пятой симфонии Бетховена «Си минор, Опус 67». Ее первые ноты совпадают со знаком международной азбуки Морзе, означающим «победу»: три точки и тире.

— Вы все еще верите в совпадения, Курт?

— Конечно, нет, я верю только в пароли и шифры. Но эта мелодия — еще и музыкальный эквивалент известного жеста «Виктория». Она может стать вашим позывным, а печать Великой Богини, Утренней звезды Venus Victrix — личным паролем.

Немец сложил пальцы рук в символы «победы», затем соединил их в букву «М» и, наконец, перестроил в ромб…

Москва, 2007 г.