— Велика вера, что растворяет кладези, — вздохнул отец Нектарий. — Сие чудо нам в укорение. Иссякла вера, иссяк и источник.
— Ничто не иссякло… — Владыка отложил Сказание. — Уныние, ваше Высокопреподобие, есть тяжкий грех. Нам доверено вести корабль церковный в жестоком море ересей, безверия и откровенного богоборчества. И осаждают нас со всех сторон, и норовят вырвать кормило, и много мужества нужно, чтобы следовать заветам святых отцов наших…
Владыка Валерий вещал вдохновенно, виртуозно плел словесное кружево, пересыпая свои рапсодии перлами и самоцветами.
— Великий глад духовный точит Русь, оттого и потянулись люди к вере. Новые храмы открываются, старые обители оживают. Тут тебе, отец Нектарий, — непочатое поле, трудись, Пахарь Божий, сей семена веры, — в приватном разговоре владыка частенько переходил на «ты», — и народ тебя любит за слезы твои о малых сих. Да и обитель твоя на хорошем счету. Чистым сердцем и детской душой веруй и радуйся!
— Еще не пришло время радоваться, — ответил отец Нектарий. — Не видать пока великих побед на поле нашей брани. Сдаем мы свои рубежи. В приходах — склоки да бабьи сплетни, в монастырях среди монахов — лень и плоти угождение. Пастыри людей удержать не могут. Вот интеллигенция сразу после перестройки в церкви потянулась, а потом так же скопом и отхлынула.
— Что поделаешь? Не наша в том вина. Расеюшка — страна обрядная, и глубокой христианской веры в ней никогда не было. Ты об интеллигенции не плачь. Эта Саломея студодейная перед каждым новым Иродом плясать готова, как девка блудная, что по всем дворам подолом метет. Что ни день, то у нее новая игрушка: то буддизм, то йога, а веры вовсе никакой нет. А вера, батюшка, это потерянная при дороге золотая драхма. Без труда и послушания ее не отыскать. А послушание этой публике ох как не любо!
Будь доволен, что ушли. С умниками ты еще горя хлебнешь. Во всем тайное знание ищут. Кощуны еллинские и басни жидовские откуда-то откопали. Апокрифы всякие и отреченные книги неведомо откель достают, а простого послушания у батюшки нести не хотят. Пришла тут ко мне одна раба Божья: «Когда, говорит, женская лавра у нас откроется?»
«Откуда, ты, сосуд скудельный, о том узнала, али надоумил кто?»
«Читала я, ваше преосвященство, предсказание Преподобного прозорливца Серафима Саровского о том, что обязательно будет на Руси женская лавра».
Указал я той читательнице для начала в храме пол помыть, так она обиделась. Против этой публики надо нещаднее бороться, чем против блудников, ибо блудодействуют они разумом. Горе тому, кто соблазнит хотя бы одного из малых сих. А соблазн вот он, пожалуйста… Лавра женская! Это для мокрохвостых-то?
— Но ведь пророчество действительно существует. С этим-то как?
— А вот как. Пророчество пророчеству рознь. Одно можно в рамку на стену, а другое под сукно, до лучших времен. «Жена церкви да не учит!» — говорили святые отцы.
— Но ведь у ранних христиан и женщины служили диаконессами. И первый священнический чин для женщин был заведен.
— От баб зла много. Меня тут журналисты пытали: «Почему пребывание в браке церковь называет святым?» Что им ответить? «Потому что в браке насчитывается много мучеников»? Я им, конечно, сказал, что «честен брак и ложе не скверно», но увольте меня от этих дамочек, в них, как говорится, и Фрейд ногу сломит.
— Да… Сказано старцами, что в конце времен «в церкви будет, как в миру. А в миру, как в аду…» — обронил отец Нектарий.
— Хватит воздыхать, ваше Высокопреподобие, позови-ка лучше Тита, пусть поставит нам самогрей да в пекарню сбегает за свежим калачом.
Отец Нектарий пошел за Титом, а владыка Валерий снова погрузился в чтение Жития.
— Выходит, монастырь стоит на месте языческой кумирни! Здесь сказано о каких-то пещерах, — воскликнул владыка, едва отец Нектарий снова появился в дверях.
— Да, язычники были изгнаны отсюда довольно поздно, и на месте «высоком и красовидном» поселился Досифей. Говорят, что где-то в пещерах Велесова холма мифический разбойник Вольга, от него же и происходит название Волыжин лес, спрятал клад. Как это водится у разбойников, место он позабыл, и река с тех пор зовется Забыть. Река Забыть через систему рек и Нижний Волок соединяет Новгородский север и Киевский юг. Во времена язычества здесь было нечто вроде святилища. Возможно, сюда свозились сокровища. Их даже некоторое время находили в пещерах Велесова холма — оружие, серебряную посуду, украшения. Позднее эти схроны приписали Стеньке Разину. Поговаривали, что он избежал казни и тайно свез сюда свои жигулевские клады. Кстати, этот атаман до последней минуты остался жестоким и нераскаянным язычником, мало того, что он сбросил с крепостной стены самарского архиерея, он даже собственноручно проводил «венчания под деревом» своих казаков. Языческие сокровища внутри гор — не новость. Даже в Сказании об основании Киево-Печерской лавры сказано о Варяжской пещере, полной всяческих богатств. Похоже, язычники вовсе не жаждали лично обладать драгоценными предметами. Они сносили их в пещеры, и тем самым доставляли в Ирий, к предкам, и каждое новое поколение воинов было обязано добывать себе новую славу, она ценилась превыше золота.
— Похоже, и здесь речь идет о некоем кладе… «Злата же и серебра же тамо бесчисленно множество, и лалы и цаты…» — прочитал владыка Валерий.
— Вполне возможно. К тому же наш монастырский холм в народе зовется Велесовым, — напомнил настоятель.
— Скотий бог! — усмехнулся владыка Валерий.
— Не только… Велес, или Волос, был покровителем искусств, обрядового пения и богатства. Его истуканы стояли в Ростове и Новгороде Славянском, в Киеве, внизу на Подоле, и в других торговых городах. Где-то на севере было даже тайное Велесово святилище, но волхвы сумели скрыть его истинное месторасположение. «Рогатому богу» поклонялись и кельтские друиды. Его тайные жрецы все еще кладут ему требы и справляют свои обряды в уединенных местах Бретани. Культ Велеса продержался несколько веков после крещения Руси. Его тайными жрецами оставались скоморохи, недаром они водили с собой ученых медведей. Этот зверь в древности был посвящен Велесу.
— При Досифее тоже жил ручной медведь, — осторожно заметил владыка.
— Многие русские пустынники привечали этого зверя: и Сергий Радонежский, и Серафим Саровский. Удивительно другое: в Сказании написано, что отшельник Досифей «видом был невелик, яко отрочь. Голосом медвян и усладчив…» До самой смерти этот старец-ребенок не открывал лица под низко надвинутым куколем. «Почил же он тихо и мирно под дубом на закате солнца. И бысть ему в ту пору сто двадцать лет». Схоронили его местные крестьяне внутри дубовой колоды, в пещере, вырытой им перед кончиной. Впоследствии гроб оказался под алтарем собора и был заключен в каменный склеп…
— Ну да ладно, пора взяться и за завещание. — Владыка осторожно вынул свиток, писанный на тонко выделанной воловьей шкуре.
Кожаные «лестовки» долгое время были в ходу у старообрядцев. По ним вычитывали молитвы, на них писали духовные завещания, и этот «животный пергамент» был явным свидетельством неподдельной древности завещания Досифея.