— Подождите, вас проводят…
Престарелая дама со значком музейного работника записала его в книгу посетителей и проводила до высоких дверей из мореного дуба с фарфоровой визиткой:
«Касьян Ярославович Черносвитов».
Седеющий красавец располагался за антикварным столом с грифонами. Приветствуя следователя, он поднял вверх сложенные ладони.
— Хайре! «Радуйся», как говорили древние греки, — перевел он свой жест. — «Радуйся и веселись, — вторили им египтяне, — ибо завтра, ты будешь, подобен сему», — и хозяин кабинета показал на скорбные останки мумии под прозрачным саркофагом. — К сожалению, эта языческая радость бытия почти утрачена нами! Простите великодушно, я ограничен во времени, поэтому внимательно слушаю вас.
— В настоящее время я веду дело о смерти Лады Ивлевой, — начал Егор.
— О, Боги, вот в чем дело… Так… А позвольте вас спросить, почему вы решили, что именно я могу консультировать по поводу несчастного случая с молодой актрисой?
— Я опрашиваю всех, кто знал девушку.
Севергин, как неопытный музыкант, вразнобой давил на клавиши:
— При каких обстоятельствах вы познакомились?
Черносвитов надменно пожал плечами:
— Она пару раз приходила в студию, вот, пожалуй, и все…
— Она училась у вас?
— Нет, у меня занимался один молодой художник. Он осваивал класс реставрации. По-моему, у них был роман.
— Барятинский?
Черносвитов бросил мрачный взгляд на следователя:
— Зачем эти «кошки-мышки»? Если вы пришли снимать показания, так извольте. У меня мало времени.
«Ну, если даже Кощей Бессмертный ограничен во времени, то и впрямь надо поторопиться», — усмехнулся Егор и продолжил:
— Я знаю, что вы познакомили ее с Версинецким…
— Да… Я порекомендовал симпатичную девчушку. Это что, преступление? Если это допрос, тогда потрудитесь вызвать меня официально.
— Не стоит торопить события. Скажите, над чем работал Барятинский?
— Как все студийцы, он реставрировал старинные иконы для действующих монастырей. Это была практически благотворительная акция, все деньги мы перечислили на счета патриархии.
— Над какой иконой он работал? Ведь у вас наверняка есть учет.
Черносвитов набрал на компьютере код и высветил список.
— «Гора Нерукосечная», — прочел через его плечо Севергин. — «Свято-Покровский мужской монастырь, г. Сосенцы».
— Я могу увидеть эту икону?
— Для этого придется спуститься в наши запасники.
— Спускаемся!
Они прошли мрачный зал египетских древностей, этрусскую коллекцию и «арсенал».
Глядя на развешанные по стенам мушкеты и аркебузы, Егор зажегся мальчишеским интересом к боевому металлу, и это не укрылось от его «визави».
— Позвольте вас немного развлечь, — остановил Егора Черносвитов. — Вы последний посетитель музея, кто наслаждается этим изысканным зрелищем. На днях коллекция отбывает в Германию.
Они вошли в узкую залу, похожую на пенал. Дуэльные пистолеты и кремниевые ружья, великолепные именные экземпляры и раритетные двустволки с мнимым спокойствием лежали в музейных витринах.
— Убийство на охоте сродни ритуалу, и оно должно быть обставлено с роскошью. — Черносвитов взвешивал на руке легкие изящные двустволки и, как ребенок, любовался отделкой. — Это оружие столь изящно и гармонично, что превращает охоту в благородный поединок. Посмотрите, с этим ружьем охотился русский царь, а вот с этим австрийский монарх. Это поистине царское оружие, драгоценное дитя искусства и техники. Оцените это цевье из орехового комля двадцатилетней выдержки, перламутровую инкрустацию и гравировку в технике «булино». Рядом с этим воистину императорским оружием современная убойная сила типа «Сайги», «Вепря» или «Тигра» выглядит, как ломовая лошадь перед скакуном арабской крови.
Егор с невольным замиранием сердца гладил вороненый металл и ласкал полированное дерево.
В зале холодного оружия Черносвитов отключил сигнализацию и вынул из-под пуленепробиваемого колпака узкий кинжал, похожий на стилет.
— А вот самый древний экспонат нашей коллекции. — Черносвитов протянул следователю серебряный кинжал с костяной рукоятью.
Севергин взвесил в ладонях литую тяжесть, разглядывая черненую вязь вдоль клинка.
— У этого экспоната страшная история. Его нашли «Черные следопыты» рядом с останками немецкого генерала в Мясном бору. Эсэсовец принадлежал к высокому рангу. Известно, что они носили при себе ритуальные серебряные кинжалы с насечками-рунами. В тот же день следопыт, обнаруживший эту штуковину, подорвался на немецкой мине. Второй и третий владельцы кинжала тоже не задержались на земле. Последний его хозяин зарыл кинжал в лесной полосе. Надеюсь, что эта черная цепь жертв уже оборвалась.
— Это знак Великой Богини? — Егор указал на знакомую руну-ромб, вырезанную на костяной рукояти.
— Вы проницательны. Будьте осторожны! — вскрикнул Черносвитов и вынул нож из рук Севергина.
На служебном лифте они спустились в подвал.
Черносвитов зажег свет. На пьедестале, покрытом белым полотном, сияла икона. Промытая и очищенная от копоти, она светилась изумрудной зеленью и охрой.
— Это Гора Нерукосечная. Самый таинственный образ Богоматери из всех, мне известных. Конечно, есть и Остромирская Богородица, стоящая на опрокинутом месяце, подобно непорочной из откровения Иоанна или египетской Изиде, есть и Спорительница хлебов, образ вполне языческий, есть Богоматерь Млекопитательница — трогательный образ кормящей матери.
Гора Нерукосечная — это особая, гностическая икона. Взгляните, священный лик проступает из вершин и складок горной мантии. Тело обрисовано уступами утеса, а величавая глава увенчана храмом. В правой ладони Гора держит алую «лестницу восхождения», а в левой — книгу, писанную золотыми буквами. Из ее грудей истекают два златых ручья, словно она сама великая Пангея, матерь Сыра Земля. Замечу, что это очень смело для христианской трактовки образа Богородицы. Икона скрывалась под отвратительным слоем «ушаковского письма». Так писали уже после семнадцатого века под влиянием Симона Ушакова и его школы. Это когда «лик отолщен», «уста червлены», но все изображение приобретает не живой, а скорее мертвенный вид. Ушаковское поновление было сделано поверх яичной темперы, и краски отслоились. Первоначальное изображение открылось отдельными частями. Я не предполагал, что окажется под «ушаковскими святыми», и поручил реставрацию Барятинскому, не самому опытному реставратору, практически стажеру.
Севергин вгляделся в буквицы книги в руках Горы Нерукосечной.
— «Златоструй», — прочел он. — Что это значит?
— Название древней книги. По преданию, эта книга была прочеканена на золотых листах, и написанное читалось по обе стороны.