— Я принесла тебе медвежонка, — сказал призрачный женский голос.
Паркс начал подниматься, словно собираясь схватить игрушку, но я предостерег его:
— Не вставайте, сэр. Прикосновение к этому призраку может стоить вам жизни.
Он снова сел, но рук не опустил — точная копия ребенка, который просит, чтобы его взяли на ручки.
— Джордж, я за тобой наблюдала.
— Да, мама.
— Ты вел себя не лучшим образом.
— Нет, мама, это не так.
— Нет, вел. Если будешь мне лгать, я уйду.
— Извини, мама, — воскликнул Паркс, — пожалуйста, не уходи!
— Каролина здесь, со мной, Джордж.
Паркс застонал.
— Она сказала, что ты плохо к ней относился.
— Нет, мама.
— Прощай, — сказал голос.
— Хорошо-хорошо, я ее не любил. Она была слишком… волевой. Извини.
— Так-то лучше, дорогой. Чтобы искупить свое плохое поведение, ты должен быть добрым по отношению к другим. Относись лучше к этой молодой женщине — Исабель. Она так много работает.
— Я подниму ей жалованье.
— Прекрасное начало. Ты должен быть добрее со всеми, Джордж. И когда придет твое время отправиться в далекий путь, смерть будет добрее и к тебе.
— Да, — пробормотал Паркс. Его голос и тело дрожали.
— Я на террасе, дорогой. Подойди к стеклу, и я позволю тебе увидеть меня, но ты не должен открывать дверь.
Паркс посмотрел на меня, и я кивнул. Он поднялся со своего стула. Мы с Шеллом тоже встали и двинулись к стеклянным дверям: я впереди Паркса, Шелл прикрывал его с тыла.
— Смотрите, сэр, перед вами эктоплазмическая материализация вашей матери, — сказал я.
Он встал рядом со мной и прижал лоб к стеклу. Снаружи, в кронах гигантских дубов, отмечавших границы имения, играл ветер. В небе висел полумесяц, и его слабый свет пробивался сквозь легкий туман. За живой изгородью виднелся — от пояса и выше — мерцающий силуэт матушки Паркс, которая после смерти стала намного крупнее, чем была при жизни. Женщина была в широкополой шляпке, как на трех фотографиях в гостиной Паркса, и взирала прямо на нас. Мы слышали из-за стекла, как она повторяет: «Джорджи, Джорджи».
Паркс потерял контроль над собой и стал нашаривать ручку двери. Я положил руку ему на плечо и предупредил, что открывать дверь нельзя. Он проигнорировал мое предупреждение, и я попытался удержать клиента, пока за него не возьмется Шелл. Но Шелл просто стоял совершенно неподвижно, уставившись в стекло. На лице у него было странное выражение. Тут Паркс оттолкнул меня локтем, и я приземлился на задницу.
Я лежал на полу, полагая, что вот сейчас Шелл начнет действовать, но ничего такого не случилось. Паркс распахнул дверь и метнулся на террасу. С криком «Мама!» он побежал к призраку.
Я вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как Паркс подбегает к живой изгороди, за которой стоит призрак. Шелл наконец пришел в себя и бросился на террасу следом за Парксом. Когда Паркс достиг объекта своей любви, призрак матери сделал обманное движение и прямым ударом правой поразил его в челюсть, отчего тот без сознания рухнул на траву.
Когда я оказался на месте действия, призрак матушки Паркс, теперь высотой в добрых шесть футов, улепетывал по ухоженному газону к «ватрушке» подъездной дороги перед домом.
— Помоги мне поднять его, — сказал Шелл.
Он взял Паркса под руки, я — за ноги. В голове у меня мелькали сотни вопросов относительно произошедшего, но я понимал, что рот нужно держать на замке, потому что неизвестно, до какой степени Паркс в отключке. Нам удалось занести его внутрь и уложить на диван в гостиной. Шелл принялся возвращать хозяина к жизни, а я запер дверь на террасу и смотал бечевку, которую мы использовали для левитации. Медвежонка я оставил на столе там, где сидел Паркс, — нечто вроде компенсации за нокаут в конце сеанса. Когда я покончил с этими делами, Шелл попросил меня включить свет и задуть свечу.
— Он приходит в себя, — сказал Шелл, сидя на корточках рядом с диваном.
Я стоял неподалеку и смотрел, как к Парксу возвращается сознание. Он снова начал звать свою матушку.
— Лежите спокойно, — велел Шелл. — С вами все в порядке. Вы испытали физическое столкновение с вакуумом. Дышите глубже.
Глаза у Паркса были безумные, и весь он пребывал в крайнем волнении. Он скинул ноги с дивана и сел, потирая челюсть.
— Я вас предупреждал, что не следует контактировать с материализованными формами умерших, и теперь вы сами понимаете почему.
— Занавес должен оставаться нетронутым, — изрек я.
Успокоенный Паркс морщился от боли, трогая свой подбородок.
— Я в порядке, — сказал он. — Извините меня — забылся.
Он не мог смотреть в глаза ни Шеллу, ни мне.
— Уиндоу, — сказал он, обращаясь ко мне. — Там в уголке есть бар, возьми бутылку виски и стакан. Пожалуйста, налей мне.
— Онду, ваше превосходительство, — сказал я, направляясь к бару.
Шелл встал и отошел от клиента.
— Моя мать и в смерти не изменилась, — заметил Паркс. — Рука у нее по-прежнему тяжелая.
— Это одно из самых удивительных посещений, какие я видел на своем веку, — сказал Шелл.
Я принес Парксу стакан с виски, и он выпил его в три глотка, потом протянул мне и поднялся на нетвердых ногах. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться, и тут он увидел игрушечного медвежонка на столе. Паркс метнулся в ту сторону, чуть не грохнувшись при этом на пол.
— Смотрите, — сказал он, — она оставила это мне. — Он взял медвежонка и прижал к себе, как ребенок. — Знаете, Шелл, я совершенно не помнил этого медвежонка, пока не увидел сегодня, как он витает в воздухе. А увидел — и вспомнил.
— Да, мистер Паркс, так довольно часто бывает. Когда приходит умерший, открываются многие двери.
На дороге, в миле от поворота к дому Паркса, Антоний стащил с себя укрывавшее его одеяло и уселся прямо на заднем сиденье «корда».
— Извини, что мне пришлось вырубить Джорджи, — сказал он, снимая напудренный парик со своей сверкающей головы.
— Это, наверно, было лучшее, что ты мог сделать. — Шелл произнес первые свои слова с тех пор, как мы сели в машину.
Но еще до того, как мы вышли из особняка, я видел: с ним что-то не так. Он даже не шевельнулся, когда Паркс открыл дверь, — это было просто невероятно. Я вспомнил: всего несколькими днями раньше я говорил ему, что он никогда не ошибается, а теперь чувствовал себя неловко, словно это я его сглазил. Впрочем, сам Шелл с презрением отверг бы эту идею.
— Паркс хочет, чтобы мы вернулись как можно скорее, — сообщил я Антонию, чтобы утешить его.