– Кто вы? – спросил я, пытаясь скрыть охвативший меня стыд.
Мой тон был резким, в вопросе слышался упрек, однако женщина засмеялась, словно услышала остроумную шутку.
– Я – твоя тетка Жужанна, – промурлыкала она, разглядывая меня с откровенным сладострастием, от которого мне стало не по себе. – Как жаль, что теперь у тебя вряд ли хватит духу повторить вчерашние шалости. Но вне зависимости от нашего родства должна тебе сказать, что ты – очень приятный молодой человек.
Я почувствовал, как у меня запылали щеки.
– Куда мы едем? – сердито поинтересовался я, маскируя свое смущение.
– Рада с тобой познакомиться, племянничек. И, дорогой мой, неужели ты думаешь, что я отвечу тебе после жуткого открытия, которое сделала вчера?
– Открытия? – оцепенело повторил я.
– Ты всегда разговариваешь вопросами? Да, мой милый, открытия. Я узнала, что ты связан с моим братом Аркадием. Я очень люблю его, но это дела не меняет. Вчера я увидела на твоем пальце след от пореза и по здравом размышлении решила, что это не просто так. Аркадий привязал тебя к себе. А посему я не собираюсь сообщать твоему отцу, где мы сейчас находимся. Думаю, он и так прекрасно знает, куда мы едем.
– И куда же?
Жужанна улыбнулась, обнажив блестящие острые зубы.
– В далекую страну за лесом.
Ребенок шевельнулся и негромко захныкал. Жужанна погладила его тонкой рукой, затянутой в кружевную перчатку. Я сразу же узнал этот детский голосок и похолодел от ужаса.
– Маленький Ян! Боже милостивый, вы похитили малыша?
Жужанна выразительно поглядела на меня.
– Но ведь это же не твой ребенок, правда?
Я напрягся, чувствуя, что теперь у меня пылают не только щеки, но и все лицо.
– Какая разница? Это ребенок моего брата!
– Успокойся, милый племянничек.
Она вздохнула, потом наклонилась к ребенку и заворковала:
– Ян. Вот, значит, как тебя зовут, мой дорогой малютка Красавец Ян, мой маленький голландский мальчик.
– Почему вы его похитили? Зачем вы причинили такую боль моему брату и его жене?
Кажется, мои вопросы обидели Жужанну.
– Я буду ему лучше родной матери. Моя забота о малютке не сравнится с тем, что он получал от родителей.
В доказательство своих слов Жужанна подняла вуаль и склонилась над малышом, чтобы поцеловать его. Одеяло наполовину скрывало от меня ее лицо, но по характерному движению скул я догадался, каким будет этот "поцелуй". Я вскочил и схватил Яна, намереваясь силой вырвать ребенка из ее рук.
Жужанна оказалась вдвое, если не втрое сильнее меня. Ребенок остался у нее, но одеяло развернулось и упало. Человек, далекий от медицины, сказал бы, что малыш спит. На самом деле Ян находился в критическом состоянии. Его круглое личико было землистого цвета, пухлые ангельские губки приобрели синюшно-серый оттенок. Вокруг закрытых глаз залегли глубокие тени. Дыхание малыша было частым и неглубоким.
Он умирал.
Страшное зрелище заставило меня позабыть про рыцарское отношение к женщине. Собрав все силы, я вновь попытался вырвать у Жужанны ребенка. Разгоряченный гневом и стремлением спасти малыша, я без колебаний ударил ее кулаком по голове.
Думаю, такой удар повалил бы с ног и крепкого мужчину. Мне же удалось лишь сбить ее шляпку, отчего черные кудри Жужанны рассыпались по ее плечам и груди.
Она даже не шелохнулась. Мой удар не причинил ей ни малейшей боли, зато страшно разъярил ее. Жужанна встала. Ребенок повис у нее на руке, словно полотенце или салфетка Она зарычала: дико, по-звериному. Лицо, еще мгновение назад такое прекрасное, превратилось в маску Медузы [13] . Рот оскалился, а золотистые искорки в карих глазах превратились в гневное зарево.
Жужанна ответила молниеносным ударом. Меня отбросило назад, и я, стукнувшись о стенку купе, сполз на пол. У меня перехватило дыхание. Опершись локтями на мягкое сиденье, я хватал ртом воздух. На моих глазах Жужанна вернула себе облик умопомрачительно прекрасной женщины.
Она, ласково улыбаясь полуживому ребенку, осторожно убирала волосы с его бледного лобика.
– Дитя мое, да разве я могу сделать тебе больной? Ни за что. Я тебя только... поцелую, сладко-пресладко, и ты навсегда останешься моим малюткой.
Она подняла ребенка повыше и припала к его шее.
Кое-как справившись с дыханием, я вновь ринулся на Жужанну. И опять ее изящная рука ударила меня с неимоверной силой. Женщина даже не повернулась в мою сторону. Ее второй удар, вновь отбросивший меня на стенку, был еще мощнее первого и сопровождался громким треском. Возможно, что-то надломилось в деревянной перегородке между купе, а может, я слышал треск собственного черепа.
Я повалился на пол. Перед глазами замелькали разноцветные круги. На какое-то время я даже потерял сознание. Когда я пришел в себя, несчастный малыш тряпичной куклой лежал на руках у Жужанны, а она, припав к его шее, высасывала из него остатки крови. Я видел, как одна ярко-красная капелька, сорвавшись с ее губ, упала на грудь и скатилась в вырез платья.
Бедный Ян бился в предсмертных судорогах. Его мучительница, придерживая головку малыша, глядела ему в лицо с кровожадной улыбкой.
– Вот и все, мой дорогой, – нежнейшим голосом ворковала она. – А теперь спи, моя крошка. Спи, и когда проснешься, твоя новая мамочка позаботится, чтобы у тебя было все, что ты только пожелаешь.
Жужанна завернула мертвого ребенка в одеяло и стала качать, как живого, напевая ему колыбельную.
Видеть это было выше моих сил. Я представил, что испытала Герда, обнаружив исчезновение сына. Выдержал ли ее рассудок? А теперь ее малыша убили на моих глазах, а я не смог остановить злодейство...
Я спрятал лицо в ладонях и громко разрыдался.
Почти сразу же я почувствовал ее холодную, легкую, будто перышко, руку у себя на плече. Наверное, Жужанну раздражали мои слезы, и она хотела очередным ударом заставить меня замолчать. Но горе приглушило инстинкт самосохранения, и я даже не пытался защищаться – мне было все равно. Если она собралась меня убить, пусть убивает.
Нет, она не собиралась причинять мне боль. Прикосновение Жужанны оставалось легким, едва ощутимым. И через некоторое время я осознал, что она гладит меня по волосам и шепчет слова утешения. Она меня успокаивала! Я поднял голову. Слезы мешали мне смотреть, но я сумел разглядеть, что мертвый Ян лежит на сиденье, а Жужанна стоит передо мной на коленях. Ее глаза были полны искреннего сострадания.